УДК 159.974.5

Связь основных типов стрессоров с депрессией

Боровиков Андрей Владиславович – студент кафедры Медицинской психологии и психофизиологии Санкт-Петербургского государственного университета.

Аннотация: Представлен обзор исследований по проблеме связи различных типов стрессоров c депрессией. Сначала представлены исследования, которые демонстрируют связь между критическими жизненными событиями и депрессией. Также продемонстрированы различные ассоциации между подтипами критических жизненных событий и депрессией. Затем рассматривается влияние повседневных трудностей на депрессию. Далее показаны связи ранних детских невзгод и хронических стрессоров с этим заболеванием. В конце представлены общие выводы о связи депрессии с различными типами стрессоров.

Ключевые слова: депрессия, типы стрессоров, критические жизненные события, повседневные трудности, ранние детские невзгоды, хронические стрессоры.

Введение

Согласно исследованию Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в 2015 году более 322 миллионов человек, что составляло 4,4% населения мира, страдали от депрессивных расстройств [12]. Признаки депрессией выявляются в среднем у 20% лиц трудоспособного возраста, 21% детей и подростков, 15-20% пожилых, 50% страдающих соматическими заболеваниями [2]. Об актуальности темы депрессии свидетельствуют также данные о значимом удельном весе депрессией (по вкладу в показатель DALY, т.е. по инвалидизации и смертности), занимающих первое место среди долевого распределения психических расстройств [45]. Проблемы психического здоровья, включая депрессию, являются тяжелым экономическим бременем для отдельных лиц и общества в целом [55, 59].

Депрессия является многофакторным расстройством. В качестве таких факторов выступают генетические, биохимические и когнитивные процессы, состояние соматической сферы, возраст, гендерные и социальные переменные, а также неблагоприятные жизненные события [2]. Удельный вес вклада генетических факторов в суммарный риск депрессии составляет до 38% [21, 52]. Другим из наиболее последовательных и общепризнанных выводов в литературе по психопатологии является то, что стрессоры в значительной степени предсказывают наступление большой депрессии. Результаты мета-анализа показывают, что неразделенные факторы окружающей среды, такие как стресс, вносят приблизительно 63% различий в риск депрессии [52]. Это работа подчеркивает важность окружающей среды в провоцировании депрессии.

Целью этого обзора является представить результаты исследований о взаимосвязи различных типов стрессоров. В этой работе представлены четыре основных типа стрессоров в контексте депрессии: критические жизненные события, повседневные сложности, ранние детские невзгоды и хронические стрессоры.

Критические жизненные события и депрессия

Под критическими жизненными событиями следует понимать такие события в жизни человека, которые удовлетворяют следующим критериям:

их можно датировать и локализовать во времени и пространстве, что выделяет их на фоне хронического стресса;
они требуют качественной реорганизации в структуре «индивид – окружающий мир» и этим отличаются от временной, проходящей адаптации;
они сопровождаются стойкими аффективными реакциями, а не только кратковременными эмоциями, как это регулярно случается в повседневной жизни [1, с. 13]. Из этого определения логично предположить, что подобные стрессоры должны вызывать депрессивные расстройства.

G. W. Brown и T. Harris в своем ретроспективном исследовании установили, что повышенное по сравнению с контролем накопление угрожающих событий или потерь является предиктором депрессивных расстройств [8]. R. C. Kessler обобщил состояния данной проблемы следующим образом:

существует связь между воздействием стрессовых событий и последующим возникновением эпизодов большой депрессии;
величина связи варьируется в разных исследованиях в зависимости от используемых методов регистрации жизненных событий;
зависимость «доза-реакция» между стрессовыми событиями и депрессией, причем тяжелые события более тесно связаны с депрессией, чем менее серьезные;
большинство людей, страдающих депрессией, сообщают о возникновении стрессового события незадолго до начала своей депрессии, и только меньшинство людей, которые подверглись воздействию таких событий, впадают в депрессию [23].

В крупном исследование, проведенное K. S. Kendler с коллегами, оценивалось возникновение 15 классов стрессовых жизненных событий и наступление большой депрессии у близнецов женского пола за 1-летний период. На основе полученных результатов они делают вывод, что стрессовые события имеют существенную причинно-следственную связь с началом эпизодов большой депрессии, но примерно треть связи не являются причинами, поскольку люди, предрасположенные к тяжелой депрессии, выбирают для себя среду высокого риска [20]. L. V. Kessing с коллегами провели популяционное исследование «случай-контроль» с привязкой к Датскому центральному исследовательскому регистру психиатрии и интегрированной базе данных для лонгитюдных исследований рынка труда. Исследование включало данные обо всех поступлениях в психиатрические отделения Дании с 1981 по 1998 год, а также данные о социально-демографических переменных и смерти / самоубийстве родственников первой степени. Они получили результаты, что недавний развод и самоубийство родственников были связаны с повышенным риском первой в истории психиатрической госпитализации с диагнозом депрессии. Тогда как смерть родственника, отличная от самоубийства, не оказывала существенного влияния [22]. C. Tennant осуществил обзор проспективных исследований, которые проводились с 1980 по начало 2001 год. Автор делает вывод, что эти исследования демонстрируют устойчивую значимую связь между критическими жизненными событиями и возникновением депрессией [53].

Таким образом, можно сделать вывод, что связь критических жизненных событий с началом депрессии хорошо установлена. Но в меньшей степени изучалась связь между такими стрессорами и клиническими характеристиками депрессии. Небольшое количество работ свидетельствует в пользу того, что критические жизненные события связаны с большей тяжестью депрессии, как среди недиагностированных лиц, проживающих по месту жительства, так и среди лиц с диагнозом большое депрессивное расстройство [15, 53, 32]. Но следует указать, что связь между стрессорами и тяжестью депрессией может различаться в зависимости от конкретной методики оценки депрессии [40]. Также проводились исследования, учитывающие связи между критическими жизненными событиями и отдельными симптомами депрессии. Например, S. M. Monroe с коллегами обнаружили, что в выборке взрослых с первичной непсихотической большой депрессией воздействие предшествующего критического жизненного события было связано со значительно более высоким уровнем когнитивно-аффективных симптомов, но не с соматическими [37]. То есть предполагается, что может существовать связь между переживанием стрессоров и вероятностью проявлений определенных симптомов. В другой работе было продемонстрировано, что воздействие критического жизненного события, предшествующего наступлению депрессии, было в значительной мере связано с более тяжелыми когнитивными симптомами депрессии, не зависимо от того, прошли участники BDI-1A или BDI-2 (варианты Шкалы депрессии Бека). Однако среди участников, прошедших BDI-2, воздействие предшествующего стресса также было связано с тяжестью соматических симптомов [41]. В этом контексте следует отметить, что на связь между стрессом и профилем симптомов влияет способ измерения симптомов депрессии.

Также, по-видимому, имеются доказательства того, что стрессовые события во взрослом возрасте являются фактором риска рецидива депрессии. Например, S. M. Monroe с коллегами обнаружили, что после выздоровления высокие баллы по шкале стрессовых жизненных событий связаны с более высокой частотой рецидивов в течение трехлетнего периода наблюдения [36]. Но было продемонстрировано, что этиологическая значимость основных жизненных стрессоров меняется после возникновения первого эпизода и при последующих рецидивах. Такие стрессоры играют большую роль в возникновение начальных эпизодов, чем в более поздних рецидивах [39]. Теоретическое обоснование этого эффекта не совсем ясно. Основными гипотезами являются «киндлинг гипотеза», предполагающая, что требуется меньшее количество стресса для провоцирования последующих эпизодов, и «гипотеза генерации стресса», которая заключается в том, что происходит увеличение числа стрессовых событий с увеличением количества эпизодов, и что эти события, в свою очередь, повышают риск рецидива [38, 5]. В данном контексте стоит указать на функциональную взаимосвязь между хроническими и эпизодическими стрессорами. Предполагается, что хронический стресс с каждым последующим эпизодом становятся ключевым предиктором рецидива большой депрессии, вытесняя подобную роль критических жизненных событий [9].

Связь подтипов критических жизненных событий с депрессией

Помимо согласия с тем, что депрессия может следовать за критическим жизненным событием, важно уточнить, что различные по содержанию подтипы стрессоров могут быть по-разному связаны с депрессией. Рассмотрим данные подтипы более конкретно.

Критические жизненные события могут рассматриваться с позиции зависимости или независимости событий. Причины зависимых событий можно приписать, по крайне мере частично, собственным упущениям или поступкам (например, провал экзамена). Независимые события (или судьбоносные) происходят по внешним причинам, независимо от поведения человека (например, смерть близкого) [1, 57].

Некоторые исследователи предполагают, что независимые критические жизненные события более депрессогенны. В то время как другие работы заключают, что зависимые события являются более депрссогенными [см. 49, 57]. В крупном исследовании с выборкой более 24000 человек было четко проверено, что зависимые события имели значительно больший эффект влияния на эпизоды большого депрессивного расстройства, чем независимые [20]. В целом, хоть в литературе представлены противоречивые результаты, но существует больше оснований предполагать, что зависимые события более депрессогенны.

Также критические жизненные события можно разделить на межличностные и неинтерперсональные стрессовые события. Межличностные стрессовые события включают контекст взаимоотношений человека с другими людьми. А нееинтерперсональные стрессовые события не включают подобный контекст (например, профессиональные, академические, медицинские трудности) [49, 51].

Было обнаружено, что основные межличностные стрессовые события взаимодействуют с генетическим риском для прогнозирования начала депрессии в выборке подростков, в то время как неинтерперсональные стрессовые события не показали такого влияния [56]. Также были представлены результаты, что межличностные стрессовые события вносили значительный больший вклад в возникновение большой депрессии, чем неинтерперсональные [51, 57].

Эти результаты можно объяснить, исходя из психосоциального и биологического уровня функционирования человека. Например, межличностные отношения являются неотъемлемой частью человеческого опыта и благополучия. То есть критические жизненные события межличностного характера будут угрожать минимально приемлемому уровню качества или количеству отношений индивида, подрывать человеческие потребности в принадлежности и принятии, что потенциально может привести к развитию депрессии. На биологическом уровне несколько систем организма, участвующих в патогенезе депрессии, могут быть по-разному чувствительны к межличностным стрессам [см. 57].

Повседневные трудности и депрессия

До сих пор основная часть исследований связи стрессоров и депрессии сосредоточена на критических жизненных событиях. Однако в последние годы некоторые исследователи сместили акцент на повседневные трудности (микрострессоры). A. D. Kanner с коллегами определяют их как «раздражающие, разочаровывающие, удручающие требования, которые в какой-то степени характеризуют повседневные взаимодействия с окружающей средой» [19, с. 3]. M. Perrez и M. Reicherts определяют повседневные стрессоры как отягощающие эпизоды повседневного переживания и поведения, связанные с соответствующими для данного стресса оценками и требующие непривычного приспособления [1, с. 12].

Значительное число исследований продемонстрировало, что частота и тяжесть повседневных сложностей ассоциируются с депрессией и подавленным настроением. Эти результаты были получены среди детей, подростков, студентов колледжа, взрослых и пожилых людей [см. 17]. Но эти исследования не дают ответа на вопрос о том, приводят ли повседневные сложности к развитию депрессии. Лонгитюдные исследования смогли продемонстрировать, что подобные стрессоры предсказывают появление депрессивных симптомов [см. 17]. Были получены результаты, что люди с большой депрессией испытывают больше повседневных сложностей, чем группа лиц, испытывающих психологический дистресс, или здоровая контрольная группа. Возможно, что наличие депрессия приносит дополнительные проблемы в жизни, которые и объясняют эти результаты [35]. Интересно в данном случае 2-х летнее проспективное исследование, которое было проведено C. L. H. Bockting с коллегами. Ими было показано, что факторами риска рецидива депрессии является большое количество повседневных трудностей [6].

W. D. McIntosh с коллегами предполагают, что одна из причин, по которой повседневные трудности могут привести к депрессии, связана с механизмом привязки к цели. В частности, люди, склонные увязывать цели, могут воспринимать микрострессоры как угрозу целям более высокого порядка. Они иллюстрируют, например, что тот, кто связывает цели, может интерпретировать небольшую ссору с другом как угрозу дружбе в целом или своей социальной жизни; здесь целью более высокого порядка является быть принятым. То есть, согласно гипотезе, люди, которые делают привязки к целям, будут более уязвимы к долгосрочным негативным последствиям в виде пониженного настроения или депрессии, когда столкнутся с повседневными неприятностями [33, 34, 35]. Другим объяснением может быть действие руминаций, которое смягчает взаимосвязь между микрострессорами и депрессивным настроением [35].

Ранние невзгоды и депрессия

Ранние невзгоды возникают в детском и подростковом возрасте, в отличие от недавних стрессоров, возникающих в последние месяцы или годы [57].

Большое исследование, проведенное среди взрослых членов организации по поддержанию здоровья, представило доказательства сильной зависимости «доза-реакция» между детскими невзгодами (физическое насилие, сексуальное насилие и избиение матерью) и показателями психического здоровья во взрослом возрасте [10]. В более раннем исследовании, проведенном в той же популяции, сообщалось о 4-кратном увеличении риска развития депрессии во взрослом возрасте среди лиц, подвергшихся четырем или более категориям неблагоприятного опыта в детстве, по сравнению с теми, кто не подвергался ни одной из этих категорий опыта [11].

В мета-анализе, посвященном лонгитюдным когортным исследованиям, сообщалось о малом или среднем значении эффекта для связи между депрессией у взрослых и любым типом жесткого обращения в детстве [26]. В других мета-анализах сообщалось о связях жесткого обращения, эмоционального насилия, пренебрежения и сексуального насилия с депрессией у взрослых [18, 31]. Мета-анализ, проведенный R. E. Norman с коллегами, свидетельствует о статистически значимых ассоциациях между ранними детскими невзгодами (физическое насилие, эмоциональное насилие, безнадзорность) и депрессией. Они делают вывод, основываясь на использование критериев Брэдфорда Хилла, о причинно-следственных связях между этими формами жесткого обращения в детстве и депрессией [44]. Результаты другого мета-анализа также указывают на то, что у лиц, перенесших стресс в раннем детстве, вероятность развития большого депрессивного расстройства в возрасте до 18 лет была выше, чем у лиц без такого стресса в анамнезе [25]. Стоит отметить, что большая связь между депрессией и детскими невзгодами более характерна для женщин, чем для мужчин [30, 58], что может объяснять большую распространенность этого расстройства среди женщин [27].

Масштабные продольные исследования позволили уточнить связь между невзгодами детства и течением депрессии. Было выявлено, что хроническая депрессия была в больше мере связана с детскими невзгодами, чем нехроническая [4, 24]. Детские невзгоды положительно ассоциировались с тяжестью депрессии (тяжесть симптомов и время до ремиссии) у взрослых в двухлетнем исследовании [46]. Подобные стрессоры предсказывали более длительное время до ремиссии депрессии в 12-летнем лонгитюдном исследовании взрослых [13]. Детские невзгоды связаны с увеличением риска рецидива депрессивных эпизодов и суицидальных мыслей на 20-30% [14]. В мета-анализе эпидемиологических исследований показано, что любая форма жестокого обращения в детстве была связана с повышением вероятности повторяющихся и стойких депрессивных эпизодов [42]. Таким образом, эти исследования демонстрируют, что история неблагоприятных стрессоров в детстве связана с более стойким и негативным течением.

Возможным объяснением роли воздействия стрессоров в раннем возрасте может быть связано с тем, что такое воздействие приводит как острым, так и хроническим изменениям активности и регуляции гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой оси, главным образом в виде гиперсекреции кортикотропин-релизинг-гормона. Это привело к гипотезе, что такая гиперсекреция может создавать биологическую уязвимость к депрессии, либо непосредственно, либо посредством повышенной чувствительности к стрессорам во взрослом возрасте [см. 58]. Во-вторых, воздействие подобных стрессоров может приводить к депрессивным расстройствам посредством других психосоциальных и нейробиологических факторов [48, 58]. В-третьих, они могут косвенно повышать риск развития депрессии у взрослых через более поздний хронический стресс, а не действовать напрямую [57].

Хронические стрессоры и депрессия

В противоположность дискретным и ограниченным по продолжительности жизненным событиям и повседневным стрессорам хронические стрессоры описываются ситуациями и условиями, распространяющимися на более длительный период времени и, по мнению многих авторов, ведут к повторяющимся, хронически отягощающим видам опыта (например, профессиональная или семейная стрессовая нагрузка часто обозначается как хроническое напряжение). Под хроническими стрессорами также понимают затянувшиеся нагрузки, возникающие по вине дискретных событий [1].

K. A. McGonagle и R. C. Kessler получили результаты, основанные на опросе 1755 респондентов, что хронический стресс (определяемый как стресс, продолжающийся более 12 месяцев) является более сильным предиктором депрессивных симптомов, чем острые стрессоры [32]. Другие исследования показали, что хронические неблагоприятные условия, такие как длительные супружеские разногласия, романтический хронический стресс, инвалидность по состоянию здоровью, и отсутствие социальной поддержки, определяемое как хронический стресс, связаны с риском развития депрессии [см. 16, 57]. C. Hammen с коллегами разработали основанный на интервью профиль хронического стресса, который охватывает такие области, как близкая дружба, семейные отношения, финансы, интимные отношения, личное здоровье и здоровье членов семьи. Ими было обнаружено, что хронический стресс предсказывает усиление депрессии у пациентов и депрессию у молодежи, подверженную риску депрессии [16].

Типичными примерами хронических стрессоров являются напряжение на работе, бедность и безработица.

Четыре систематических обзора продемонстрировали, что хроническое напряжение на работе связано с повышенным риском депрессии [7, 43, 50, 54]. Результаты мета-анализа подтверждают, что напряжение на работе может спровоцировать клиническую депрессию [29].

C. Lund с коллегами провели систематический обзор 115 исследований. Они делают вывод, что люди с самыми низкими доходами в сообществе страдают от депрессии, тревоги и других распространенных психических заболеваний в 1,5-3 раза чаще, чем люди с высокими доходами [28]. Также описаны причинно-следственные связи между депрессией и бедностью, а также возможные механизмы этих связей [см. 47].

В недавнем мета-анализе было показано, что распространенность депрессии среди безработных людей составляет 21%. Эти результаты свидетельствуют о том, что безработица может привести к высокой распространенности этого заболевания [3].

Таким образом, хронический стресс является надежным предиктором депрессии.

Заключение

На основе изложенных в обзоре исследований можно сделать несколько общих выводов о влияние различных типов стрессоров на депрессию. Во-первых, стрессоры могут выступать в качестве дополнительной причины (кодетерминанты), то есть, что, помимо, воздействия стрессора, для возникновения депрессивного расстройства необходима особая уязвимость (например, генетический фактор риска). Это положение соответствует современным представлениям о психических расстройствах как многофакторных заболеваниях. Во-вторых, стрессоры выступают в качестве провоцирующего действия, то есть могут быть триггерным событием в фазе до начала расстройства. Это особенно, по-видимому, характерно для критических жизненных событий при первичных эпизодах депрессии, но при последующих рецидивах их сменяют повседневные трудности. В-третьих, ранние детские невзгоды, скорее всего, выступают в качестве действия, создающего определенные условия для возникновения депрессии в последующие годы жизни человека. В-четвертых, стрессоры могут оказывать влияние на проявления клинических характеристик расстройства. В-пятых, зависимые и межличностные стрессоры являются более депрессогенными, чем независимые и неинтерперсональные стрессоры. В-шестых, хронические стрессоры также связаны с развитием депрессии.

Подводя итог, можно сказать, что исследования привнесли много указаний на позитивные связи между различными типами стрессоров и депрессией. Но при этом, соглашаясь с R. C. Kessler о том, что не все люди, которые подверглись стрессору, впадают в депрессию [23], следует учитывать, что различные другие опосредующие факторы (например, личностные и социальные) оказывают значительное влияние на связь между стрессорами и депрессией [1].

Список литературы

Абабков В. А., Перре М. Адаптация к стрессу. Основы теории, диагностики, терапии. – СПб.: Речь, 2004. – 166 с.
Смулевич, А. Б. Депрессии при психических и соматических заболеваниях / А. Б. Смулевич. – 4-е издание, переработанное и дополненное. – Москва : Издательство «Медицинское информационное агентство», 2015. – 640 с.
Amiri S. Unemployment associated with major depression disorder and depressive symptoms: A systematic review and meta-analysis //International journal of occupational safety and ergonomics. – 2022. – Т. 28. – №. 4. – С. 2080-2092.
Angst J. et al. Childhood adversity and chronicity of mood disorders //European archives of psychiatry and clinical neuroscience. – 2011. – Т. 261. – С. 21-27.
Beshai S. et al. Relapse and recurrence prevention in depression: current research and future prospects //Clinical Psychology Review. – 2011. – Т. 31. – №. 8. – С. 1349-1360.
Bockting C. L. H. et al. Prediction of recurrence in recurrent depression and the influence of consecutive episodes on vulnerability for depression: a 2-year prospective study //Journal of Clinical Psychiatry. – 2006. – Т. 67. – №. 5. – С. 747-755.
Bonde J. P. E. Psychosocial factors at work and risk of depression: a systematic review of the epidemiological evidence //Occupational and environmental medicine. – 2008. – Т. 65. – №. 7. – С. 438-445.
Brown G. W., Harris T. Social origins of depression. A study of psychiatric disorder in women. London: Tavistock, 1978
Burcusa S. L., Iacono W. G. Risk for recurrence in depression //Clinical psychology review. – 2007. – Т. 27. – №. 8. – С. 959-985.
Edwards V. J. et al. Relationship between multiple forms of childhood maltreatment and adult mental health in community respondents: results from the adverse childhood experiences study //American Journal of Psychiatry. – 2003. – Т. 160. – №. 8. – С. 1453-1460.
Felitti V. J. et al. Relationship of childhood abuse and household dysfunction to many of the leading causes of death in adults: The Adverse Childhood Experiences (ACE) Study //American journal of preventive medicine. – 1998. – Т. 14. – №. 4. – С. 245-258.
Friedrich M. J. Depression is the leading cause of disability around the world //Jama. – 2017. – Т. 317. – №. 15. – С. 1517-1517.
Fuller-Thomson E. et al. Bouncing back: remission from depression in a 12-year panel study of a representative Canadian community sample //Social psychiatry and psychiatric epidemiology. – 2014. – Т. 49. – №. 6. – С. 903-910.
Gilman S. E. et al. Psychosocial stressors and the prognosis of major depression: a test of Axis IV //Psychological medicine. – 2013. – Т. 43. – №. 2. – С. 303-316.
Hammen C. et al. Psychiatric history and stress: predictors of severity of unipolar depression //Journal of abnormal psychology. – 1992. – Т. 101. – №. 1. – С. 45.
Hammen C. Stress and depression //Annu. Rev. Clin. Psychol. – 2005. – Т. 1. – С. 293-319.
Hutchinson J. G., Williams P. G. Neuroticism, daily hassles, and depressive symptoms: An examination of moderating and mediating effects //Personality and Individual Differences. – 2007. – Т. 42. – №. 7. – С. 1367-1378.
Infurna M. R. et al. Associations between depression and specific childhood experiences of abuse and neglect: A meta-analysis //Journal of affective disorders. – 2016. – Т. 190. – С. 47-55.
Kanner A. D. et al. Comparison of two modes of stress measurement: Daily hassles and uplifts versus major life events //Journal of behavioral medicine. – 1981. – Т. 4. – С. 1-39.
Kendler K. S., Karkowski L. M., Prescott C. A. Causal relationship between stressful life events and the onset of major depression //American journal of psychiatry. – 1999. – Т. 156. – №. 6. – С. 837-841.
Kendler K. S. et al. A Swedish national twin study of lifetime major depression //American Journal of Psychiatry. – 2006. – Т. 163. – №. 1. – С. 109-114.
Kessing L. V., Agerbo E., Mortensen P. B. Does the impact of major stressful life events on the risk of developing depression change throughout life? //Psychological medicine. – 2003. – Т. 33. – №. 7. – С. 1177-1184.
Kessler R. C. The effects of stressful life events on depression //Annual review of psychology. – 1997. – Т. 48. – №. 1. – С. 191-214.
Klein D. N., Kotov R. Course of depression in a 10-year prospective study: Evidence for qualitatively distinct subgroups //Journal of abnormal psychology. – 2016. – Т. 125. – №. 3. – С. 337.
LeMoult J. et al. Meta-analysis: exposure to early life stress and risk for depression in childhood and adolescence //Journal of the American Academy of Child & Adolescent Psychiatry. – 2020. – Т. 59. – №. 7. – С. 842-855.
Li M., D'Arcy C., Meng X. Maltreatment in childhood substantially increases the risk of adult depression and anxiety in prospective cohort studies: systematic review, meta-analysis, and proportional attributable fractions //Psychological medicine. – 2016. – Т. 46. – №. 4. – С. 717-730.
Liu R. T. Childhood adversities and depression in adulthood: current findings and future directions //Clinical psychology: science and practice. – 2017. – Т. 24. – №. 2. – С. 140-153.
Lund C. et al. Poverty and common mental disorders in low and middle income countries: A systematic review //Social science & medicine. – 2010. – Т. 71. – №. 3. – С. 517-528.
Madsen I. E. H. et al. Job strain as a risk factor for clinical depression: systematic review and meta-analysis with additional individual participant data //Psychological medicine. – 2017. – Т. 47. – №. 8. – С. 1342-1356.
MacMillan H. L. et al. Childhood abuse and lifetime psychopathology in a community sample //American Journal of Psychiatry. – 2001. – Т. 158. – №. 11. – С. 1878-1883.
Mandelli L., Petrelli C., Serretti A. The role of specific early trauma in adult depression: A meta-analysis of published literature. Childhood trauma and adult depression //European psychiatry. – 2015. – Т. 30. – №. 6. – С. 665-680.
McGonagle K. A., Kessler R. C. Chronic stress, acute stress, and depressive symptoms //American journal of community psychology. – 1990. – Т. 18. – №. 5. – С. 681-706.
McIntosh W. D., Harlow T. F., Martin L. L. Linkers and nonlinkers: Goal beliefs as a moderator of the effects of everyday hassles on rumination, depression, and physical complaints 1 //Journal of Applied Social Psychology. – 1995. – Т. 25. – №. 14. – С. 1231-1244.
McIntosh W. D., Martin L. L., Jones J. B. Goal beliefs, life events, and the malleability of people's judgments of their happiness //Journal of Social Behavior and Personality. – 1997. – Т. 12. – №. 2. – С. 567.
McIntosh E., Gillanders D., Rodgers S. Rumination, goal linking, daily hassles and life events in major depression //Clinical Psychology & Psychotherapy: An International Journal of Theory & Practice. – 2010. – Т. 17. – №. 1. – С. 33-43.
Monroe S. M. et al. Life stress and treatment course of recurrent depression: II. Postrecovery associations with attrition, symptom course, and recurrence over 3 years //Journal of abnormal psychology. – 1996. – Т. 105. – №. 3. – С. 313.
Monroe S. M. et al. Life stress and the symptoms of major depression //The Journal of nervous and mental disease. – 2001. – Т. 189. – №. 3. – С. 168-175.
Monroe S. M., Harkness K. L. Life stress, the" kindling" hypothesis, and the recurrence of depression: considerations from a life stress perspective //Psychological review. – 2005. – Т. 112. – №. 2. – С. 417.
Monroe S. M. et al. Major life events and major chronic difficulties are differentially associated with history of major depressive episodes //Journal of abnormal psychology. – 2007. – Т. 116. – №. 1. – С. 116.
Monroe S. M. et al. The social environment and life stress in depression //Handbook of depression. – 2009. – Т. 2. – №. 1. – С. 340-60.
Muscatell K. A. et al. Stressful life events, chronic difficulties, and the symptoms of clinical depression //The Journal of nervous and mental disease. – 2009. – Т. 197. – №. 3. – С. 154.
Nanni V., Uher R., Danese A. Childhood maltreatment predicts unfavorable course of illness and treatment outcome in depression: a meta-analysis //American Journal of Psychiatry. – 2012. – Т. 169. – №. 2. – С. 141-151.
Netterstrøm B. et al. The relation between work-related psychosocial factors and the development of depression //Epidemiologic reviews. – 2008. – Т. 30. – №. 1. – С. 118-132.
Norman R. E. et al. The long-term health consequences of child physical abuse, emotional abuse, and neglect: a systematic review and meta-analysis //PLoS medicine. – 2012. – Т. 9. – №. 11. – С. e1001349.
Patel V., Saxena S. Transforming lives, enhancing communities—innovations in global mental health //New England Journal of Medicine. – 2014. – Т. 370. – №. 6. – С. 498-501.
Rhebergen D. et al. Course trajectories of unipolar depressive disorders identified by latent class growth analysis //Psychological medicine. – 2012. – Т. 42. – №. 7. – С. 1383-1396.
Ridley M. et al. Poverty, depression, and anxiety: Causal evidence and mechanisms //Science. – 2020. – Т. 370. – №. 6522. – С. eaay0214.; Haushofer J., Fehr E. On the psychology of poverty //science. – 2014. – Т. 344. – №. 6186. – С. 862-867.
Saleh A. et al. Effects of early life stress on depression, cognitive performance and brain morphology //Psychological medicine. – 2017. – Т. 47. – №. 1. – С. 171-181.
Sheets E. S., Craighead W. E. Comparing chronic interpersonal and noninterpersonal stress domains as predictors of depression recurrence in emerging adults //Behaviour research and therapy. – 2014. – Т. 63. – С. 36-42.
Siegrist J. Chronic psychosocial stress at work and risk of depression: evidence from prospective studies //European archives of psychiatry and clinical neuroscience. – 2008. – Т. 258. – С. 115-119.
Stroud C. B. et al. Severe and nonsevere events in first onsets versus recurrences of depression: evidence for stress sensitization //Journal of Abnormal Psychology. – 2011. – Т. 120. – №. 1. – С. 142.
Sullivan P. F., Neale M. C., Kendler K. S. Genetic epidemiology of major depression: review and meta-analysis //American journal of psychiatry. – 2000. – Т. 157. – №. 10. – С. 1552-1562.
Tennant C. Life events, stress and depression: a review of recent findings //Australian and New Zealand journal of psychiatry. – 2002. – Т. 36. – №. 2. – С. 173-182.
Theorell T. et al. A systematic review including meta-analysis of work environment and depressive symptoms //BMC public health. – 2015. – Т. 15. – №. 1. – С. 1-14.
Trautmann S., Rehm J., Wittchen H. U. The economic costs of mental disorders: Do our societies react appropriately to the burden of mental disorders? //EMBO reports. – 2016. – Т. 17. – №. 9. – С. 1245-1249.
Vrshek-Schallhorn S. et al. Refining the candidate environment: Interpersonal stress, the serotonin transporter polymorphism, and gene-environment interactions in major depression //Clinical Psychological Science. – 2014. – Т. 2. – №. 3. – С. 235-248.
Vrshek-Schallhorn S. et al. Chronic and episodic interpersonal stress as statistically unique predictors of depression in two samples of emerging adults //Journal of abnormal psychology. – 2015. – Т. 124. – №. 4. – С. 918.
Weiss E. L., Longhurst J. G., Mazure C. M. Childhood sexual abuse as a risk factor for depression in women: psychosocial and neurobiological correlates //American journal of psychiatry. – 1999. – Т. 156. – №. 6. – С. 816-828.
World Health Organization et al. Investing in mental health. – World Health Organization, 2003.

Интересная статья? Поделись ей с другими: