УДК 34

Последствия коррупции при ее минимизации и (или) ликвидации

Маликова Зиярат Эльдаровна – студентка по направлению «Юриспруденция» Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России).

Аннотация: В статье анализируется правовой пробел в законодательстве о противодействии коррупции в виде неурегулированности правового института минимизации и (или) ликвидации последствий коррупции, который требует своего скорейшего преодоления. Автором дается имплементация незаконного обогащения как мера борьбы с коррупцией. Аргументируется необходимость внедрения рекомендаций ст. 20 Конвенции ООН против коррупции о введение уголовной ответственности должностных лиц за незаконное обогащение.

Ключевые слова: коррупция, противодействие коррупции, минимизация и (или) ликвидация последствий коррупции, незаконное обогащение.

Одним из основных направлений развития государства является борьба с коррупцией, которая ведет к разрушению политической, социальной и экономической системы, к беспорядку управления в органах государственной власти и местного самоуправления и, в результате, к разрушению государственной системы. Следовательно, борьба с коррупцией, представляется основной функцией прогрессивного государства, и данная проблема уже давно не покидает СМИ, однако получает устойчивое внимание, как со стороны гражданского общества, так и органов власти [1, С. 111-123].

В соответствии со статьей 1 Федерального закона «О противодействии коррупции» от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ помимо профилактики и борьбы с коррупцией, одним из направлений противодействия коррупции является минимизация и (или) ликвидация последствий коррупционных правонарушений. Данное направление, выделенное в системе противодействия коррупции вполне закономерна [2]. При этом нужно учитывать, что полная ликвидация последствий коррупционных правонарушений невозможна, а вот минимизация возможна путем поднятия авторитета системы и дисциплинарных взысканий. Следует отметить, что минимизация может быть определена как сведение к минимуму последствий коррупционных правонарушений, то есть пресечение коррупционного поведения на ранних стадиях его развития, а также о возмещении, уменьшении или устранении материального или нематериального вреда, наносимого коррупционными деликтами.

Деятельность субъектов противодействия коррупции по минимизации и (или) ликвидации последствий нарушений антикоррупционного законодательства, в основном сводится к мерам, связанным с возмещением материального ущерба, причиненного актами коррупции, определению масштабов незаконного обогащения, обращения в собственность государственного имущества, в отношении которого отсутствуют доказательства его законного приобретения, и восстановление нарушенных прав. При этом необходимо отметить, что меры по минимизации и (или) ликвидации последствий коррупционных правонарушений могут содержаться в различных нормативных правовых актах [3, С. 249-252].

В России установленный ущерб от выявленных коррупционных преступлений в 2020 году составил 29 млрд. рублей, что почти на четверть меньше показателя за первое полугодие прошлого года. Размер установленного материального ущерба, причиненного коррупционерами, уменьшился по сравнению с аналогичным периодом 2019 года на 23,7% , то есть с 38,4 млрд. до 29,3 млрд. рублей. Вместе с тем, деятельность по минимизации последствий коррупции стала более эффективной: удалось добиться добровольного возмещения ущерба уже почти на 60% - только денег и ценностей изъято на 2 млрд. рублей, что втрое выше в сравнении с показателями 2019 года [4]. Безусловно, следует иметь ввиду выявленные масштабы коррупционных проявлений, и одновременно принимая во внимание их высокую латентность.

Полагаем, что для повышения эффективности мероприятий по минимизации последствий коррупции, прежде всего, следует согласиться с идеей введения уголовной ответственности юридических лиц [5, С.11-24]. Это создаст законные обстоятельства для экстра-территориального уголовного преследования международных организаций за преступления, нарушающие интересы, охраняемые уголовным законодательством России. Данная мера позволит улучшить эффективность возвращения в страну незаконно полученных и выведенных коррупционером активов за рубеж, за счет чего может быть повышена результативность процесса минимизации последствий коррупции [1, С. 111-123].

Кроме того, на сегодняшний день, остается открытым вопрос об установлении, в соответствии с Конвенцией ООН против коррупции 2003 года, уголовной ответственности за незаконное обогащение в Уголовный кодекс Российской Федерации (далее УК РФ). Данная проблема является одной из самых обсуждаемых тем в современной уголовно-правовой доктрине. Проявляется это не только в многочисленных научных публикациях и политических заявлениях, но и в обсуждаемых законопроектах. Многие специалисты, считают, что необходимо внедрить в российскую правовую систему рекомендации статьи 20 Конвенции ООН против коррупции об установлении уголовной ответственности должностных лиц за незаконное обогащение [6, С 113-119], хотя при подписании Конвенции Российская Федерация оговорила непризнание данной статьи этого международно-правового документа.

Основным аргументом «против» установления уголовной ответственности за незаконное обогащение сводится к тому, что преследование лиц нарушает принцип презумпции невиновности, установленный в статье 49 Конституции РФ, получившее дальнейшее развитие и детализацию в статье 14 УПК РФ. Однако рекомендуемая законопроектами и Конвенцией ООН позиция обязывает обвиняемого доказывать законность полученного имущества, то есть свою невиновность [7].

Представляется, что в настоящее время, в системе российского права в целом каких – либо барьеров кардинального характера для криминализации незаконного обогащения не существует, как и отсутствуют глобальные проблемы с доказыванием необоснованности происхождения конкретного имущества. Похоже, дискуссия о презумпции невиновности была вызвана безоговорочным признанием значительной разницы между гражданским и уголовным судопроизводством.

В гражданском процессе в случаях взыскания неосновательного обогащения факт подтверждения обстоятельств ложится на приобретателя имущества в отличие от уголовного процесса, в котором сторона обвинения представляет доказательства незаконного обогащения. Впрочем, если принять во внимание последствия принятия решения в контексте гражданского судопроизводства, то грань между видами осуществления правосудия весьма условна. Достаточно обратить внимание на содержание п. 8 ч. 2 ст. 235 ГК РФ, предусматривающей возможность обращения в собственность государства имущества лица, обязанного предоставлять информацию о доходах и расходах, и не сумевшего доказать законный характер доходов, на которые такое имущество было приобретено, признанно соответствующей Конституции РФ [8].

Правовые возможности, основанные на применении нормы, содержащейся в п. 8 ч. 2 ст. 235 ГК РФ, в определенном плане являются способом разрешения проблемы возмещения вреда, нанесенного коррупционными правонарушениями. Ввиду того, что владение конкретным имуществом в коррупционном правонарушении завершается независимо от виновности либо невиновности лица, такой способ изъятия имущества, в пользу государства не противоречит принципу презумпции невиновности. Вместе с тем, следует также учитывать, то, что алгоритм этой конструкции порождает некоторые сомнения, так как само по себе коррупционное правонарушение не выявлено, то вопрос о возмещении вреда, вызванного именно конкретным правонарушением, не ставится.

Специфичность нормы, содержащейся п. 8 ч. 2 ст. 235 ГК РФ, в том, что она носит конфискационный характер, но распространяется на ситуации, которые сами по себе не являются правонарушениями с четко определенным составом. Отсутствие доказательств происхождения имущества на законных основаниях не есть правонарушение, а может служить лишь основанием для предположения [9]. В соответствии с этой нормой, имущество подлежит изъятию в целом, если не представлены сведения, подтверждающие законное происхождение средств, хотя часть его (вероятно, значительная) могла быть приобретена законным путем, причем еще до принятия соответствующего антикоррупционного законодательства. Поэтому вполне резонно ставить вопрос об обратной силе этого законодательства, хотя речь идет отнюдь не об уголовно-правовых нормах.

Анализируя практику применения п. 8 ч. 2 ст. 235 ГК можно отметить, что она не однозначна, поскольку содержит примеры, как удовлетворения требований, так и отказа в них судами. В решениях судов по-разному разъясняется возможность обращения в доход государства имущества лица. Кроме того, нуждается в совершенствовании правовая регламентация деятельности органов прокуратуры, наделенных правом на предъявление в суд соответствующих исков. Как известно, у прокурора при реализации надзорных функций отсутствуют полномочия на получение сведений о вкладах и счетах должностных лиц и членов их семей, требуемых для подготовки иска [10, C 81-85].

Вместе с тем, суды по искам прокуроров принимают знаковые решения, формирующую вектор уголовной политики, направленный на минимизацию последствий коррупции. К ним можно отнести решения об изъятии имущества у известных фигурантов коррупционных скандалов – бывших губернаторов Хорошавина, Гайзера, бывшего заместителя начальника управления «Т» Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями и коррупцией МВД России Захарченко [11], бывшего главы Клинского района Московской области Постриганя [12] и других.

Стоит заметить, что Конституционный Суд Российской Федерации установил, что в Федеральном законе «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам», существует порядок применения данной меры, который позволяет найти равновесие между интересами общества в борьбе с коррупцией и частными интересами владельца, получившее имущество на доходы, не связанные с коррупцией, Более того, не подразумевает лишение лица, в отношении, которого решается вопрос об обращении его имущества в доход Российской Федерации, права представлять в суде те или иные допустимые доказательства, обосновывающее законное происхождение средств, использованных на приобретение имущества.

Для суда не является препятствием при определении незначительного расхождения между размером доходов, законность которого подтверждена, и размером расходов на приобретение соответствующего имущества. К тому же, с учетом фактических обстоятельств конкретного дела без затруднений можно определить ту часть имущества, которая была приобретена на доходы, законность которых не доказана, следовательно, имущество подлежит обращению в доход Российской Федерации (либо денежные средства, полученные от реализации такого имущества), а также определить порядок исполнения своего решения с учетом характеристик этого имущества [13].

Так, можно отметить, что с 2019 по 2020 год стоимость арестованного имущества снизилась с 14,1 млрд. до 13,6 млрд. рублей (на 3,4%), а сумма денег, стоимость изъятого имущества и ценностей, наоборот, возросла более чем на 190% (с 693,4 млн. до 2 млрд. рублей). Что касается суммы конфискаций в уголовно-правовом порядке (ст.104.1 УК РФ), то здесь размер добровольно погашенного ущерба сократился в два раза - с 2,5 млрд. рублей (в первом полугодии 2019 года) до 1,2 млрд. рублей. С учетом добровольного возмещения ущерба на досудебной стадии, а также изымаемого и арестованного имущества удалось принять меры, позволяющие обеспечить возмещение порядка 57,7% причиняемого ущерба (в первом полугодии 2019 года - 45%). Это может быть объяснено тем, что добровольное возмещение ущерба учитывается при назначении наказания в качестве смягчающего обстоятельства [4].

Вследствие этого для поддержания идеи, заложенной в статье 20 Конвенции ООН против коррупции, и ее имплементации в российское законодательство, серьезных препятствий нет [14, С. 27-28]. При этом даже не потребуется вводить в законодательный оборот понятие «презумпция виновности» за незаконное обогащение», когда имущество лица многократно превышает его законный доход, на чем настаивают некоторые специалисты [15, С. 62-75]. Достаточно оговорок относительно того, что характер поступления на государственную службу и на работу в учреждения, требующую соблюдения антикоррупционных требований, носит согласительный характер, что предполагает согласие лица на ущемление своего общегражданского статуса.

Отметим, что Конституционный Суд РФ обосновал непротиворечивость ст. 20 Конвенции ООН основному закону [16]. Из этого следует, что в случае установления данного вида уголовной ответственности конфискацию имущества надлежит вернуть в Уголовный кодекс РФ как разновидность дополнительного наказания с внесением его в санкции статей об ответственности не только за незаконное обогащение, но и за тяжкие и особо тяжкие преступления коррупционные правонарушения [17].

Рассмотрение многоаспектной проблемы минимизации и (или) ликвидации последствий коррупционных преступлений позволяет сделать некоторые общие выводы.

На сегодняшний день, существующих и законодательно закрепленных мер, обеспечивающих важнейшее направление противодействия коррупции - минимизацию последствий коррупции, явно недостаточно с учетом размаха коррупционного поведения и уровня незаконного обогащения современных коррупционеров. Нужно понимать, что коррупционные деяния исходят от индивидов, членов общества. Статус и должностное положение лица, совершающего коррупционное деяние, в контексте противодействия коррупции не имеют определяющего значения, поскольку государственные служащие, чиновники, должностные лица являются такими же членами общества, как и любые другие граждане. Более того, в применении к ним мер воздействия необходимо исходить из непреложного правила: «Кому больше дано, с того и больше спрашивается».

В этой связи следует привести уголовное законодательство в соответствие требованиями Конвенции ООН против коррупции, приняв обязанность имплементировать в УК РФ положения статьи 20 данной Конвенции. В случае если будет установлена уголовная ответственность за незаконное обогащение, то конфискация имущества должна быть возвращена в Уголовный кодекс РФ как вид дополнительного наказания с введением в санкции статей об уголовной ответственности не только за незаконное обогащение, но и за тяжкие и особо тяжкие коррупционные преступления. При этом исключив не оправдавшую социальных ожиданий конфискацию, которая представлена в виде иной меры уголовно-правового воздействия (ст.104.1 УК РФ).

Кроме того, необходимо реализовать идею введения уголовной ответственности юридических лиц, это улучшит эффективность возвращения в Российскую Федерацию незаконно полученных и выведенных коррупционером активов за рубеж, за счет чего может быть повышена результативность процесса минимизации последствий коррупции.

Безусловно, следует признать, что в антикоррупционном законодательстве содержится правовой пробел в виде неурегулированности правового института минимизации и (или) ликвидации последствий коррупции, который требует своего быстрого преодоления. Мы предполагаем, что данные суждения вероятно способствовали бы снижению уровня коррупционных правонарушений в стране.

Список литературы

1. Зайковский В.Н., Лепехин И.А. Институт минимизации и ликвидации последствий коррупционных правонарушений в структуре антикоррупционной деятельности в Российской Федерации// Вестник ТвГУ. Серия «Право» № 1 (57) – Тверь., 2019. С. 111-123.
2. Федеральный закон от 25.12.2008 № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» (п. «в» ч. 2 ст. 1) [Электронный ресурс] // СПС «КонсультантПлюс».
3. Михайлов А. Е. Содержание минимизации и ликвидации последствий преступлений на примере противодействия коррупции// Правоохранительная деятельность органов внутренних дел в контексте современных научных исследований : по матер. междунар. науч.-практ. конф. – СПб., 2019. С. 249-252.
4. Генпрокуратура оценила ущерб от коррупции в России в 2020 году в 29 млрд. рублей. URL: https://tass.ru/ekonomika/9085971 [Дата обращения : 09.10.2020].
5. Бастрыкин А.И. Вопросы уголовной политики в сфере экономической деятельности // Конвенционные начала в уголовном праве / Материалы Международной научно-практической конференции. М.,2013. С.11-24.
6. Михайлов В. Статья 20 Конвенции ООН против коррупции об ответственности за незаконное обогащение и возможные направления отражения ее идеи в правовой системе Российской Федерации // Уголовное право. 2012. № 2. С. 113 - 119. [Электронный ресурс] // СПС «КонсультантПлюс».
7. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 02.08.2019): [Электронный ресурс] // СПС «КонсультантПлюс».
8. Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам» от 03.12.2012 № 231-ФЗ (последняя редакция) [Электронный ресурс] // СПС «КонсультантПлюс».
9. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) Федеральный закон от 30.11.1994 № 51-ФЗ (ред. от 18.07.2019) [Электронный ресурс] // СПС «КонсультантПлюс».
10. Кондратьев Ю.А., Бирюкова Ю.С. Состояние законодательства о возмещении ущерба, причиненного кор-рупционными правонарушениями, и возможные пути его совершенствования // Уголовно-процессуальная защита потерпевшего и возмещение причиненного ему вреда: проблемы и пути их решения. Защита прав участников уголовного процесса: по матер. междунар. науч.- практ. конф. Изд. Академии СК России: М.., 2018. С.81-85.
11. Измена Родине: что ждет коррупционеров в России // URL: https://www.gazeta.ru/social/2019/12/09/12856142.shtml [Дата обращения: 06.10.2020].
12. Почему экс-глава Клинского района лишился имущества на миллиарды рублей // URL: https://novayagazeta.ru/articles/2019/09/19/82030-oshibsya-s-preemnitsey [Дата обращения: 07.10.2020].
13. Постановление Конституционного Суда РФ от 29 ноября 2016 года № 26-П, определение Конституционного Суда РФ от 6 июня 2017 года № 1163-О и от 18 июля 2017 года № 1736-О. [Электронный ресурс] // СПС «КонсультантПлюс».
14. Долгова А.И. Реагирование на коррупцию: практика противодействия в России и направления оптимизации борьбы // Коррупция: состояние противодействия и направления оптимизации и борьбы. М. 2015. С. 8-9; Александрова И.А. Современная уголовная политика по обеспечению экономической безопасности и противодействию коррупции: автореф. докт. дис . Н.-Новгород., 2016. С. 27-28.
15. Моисеев В. П., Моисеева А. В. Незаконное обогащение как угроза национальной безопасности России // Обеспечение национальной безопасности России в современном мире. Иркутск: Байкальский государственный университет, 2016. С.101; Щедрин Н.В. Проблемы и перспективы криминализации незаконного обогащения публичных должностных лиц // Имущественные отношения в Российской Федерации. Красноярск. 2018, №12 (207). С. 62-75.
16. Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции (принята в г. Нью-Йорке 31.10.2003 Резолюцией 58/4 на 51-ом пленарном заседании 58-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН) [Электронный ресурс] // СПС «КонсультантПлюс».
17. Указание Генпрокуратуры России № 487/11, МВД России № 1 от 12.07.2019 (ред. от 23.10.2019) «О введении в действие перечней статей Уголовного кодекса Российской Федерации, используемых при формировании статистической отчетности» [Электронный ресурс] // СПС «КонсультантПлюс».