УДК 340.111.5

Интерпретация понятия «собственность» в контексте интеллектуальной собственности

Власов Антон Сергеевич – аспирант Санкт-Петербургского государственного экономического университета.

Аннотация: Автор рассматривает проблематику, связанную с использованием словосочетания «интеллектуальная собственность» в качестве обобщающего понятия для результатов интеллектуальной деятельности, через призму существующих доктринальных и законодательных ограничений на прямое применение института собственности к объектам интеллектуальной собственности. Отсутствие четких контуров понятия интеллектуальной собственности приводит в некоторых случаях к отождествлению интеллектуальной собственности и традиционной собственности. Наличие законодательного запрета на такое отождествление приводит к правовой и фактологической неопределенности при прогнозировании результатов осуществления гражданских прав и обязанностей. В статье приведены примеры, что наличие запретов и ограничений на распространение вещно-правовых норм, не является непреодолимым препятствием для их использования правообладателями и применения судами.

Ключевые слова: интеллектуальная собственность, право собственности, интеллектуальные права, вещное право, материальные объекты, практика, правовое регулирование.

Каждое понятие, термин в рамках конкретной научной дисциплины не должен иметь многозначных определений или способов его определения. В противном случае возникнет соответствующая неоднозначность, которая при выполнении языком посреднической функции, заключающейся в установлении тождества между знаком/символом/звуком и значением (смысловое содержание) может породить несколько сосуществующих действительностей, характеристики которых будут зависеть от восприятия соответствующего термина/понятия определенным субъектом.

А.С. Пушкин в своих сочинениях приписывал Р. Декарту следующую мысль: «Определяйте значение слов (говорил Декарт), и вы избавите свет от половины его заблуждений» [1, с.420].

Хрестоматийным примером неоднозначности содержания является понятие «интеллектуальной собственности», которая содержит в себе и нематериальный субстрат в части использования термина «интеллектуальная» и понятие, которое традиционного имеет тесную связь с материальными объектами, а именно «собственность».

Считается, что непосредственным проявлением адаптивной модальности языка является сознательное или, что случается чаще, бессознательное пользование заведомо ограниченным набором терминов и стилистических фигур речи как рационально истолкованных, так и не определенных, но интуитивно ясных.

Для юридической науки, еще в 1900 году А.А. Пиленко отмечал, что «неразвитое юридическое мышление очень часто руководится так называемым законом конструкционной экономии. Закон этот заключается в следующем: появление какого-нибудь нового социально-правового явления всегда вызывает - как инстинктивный первый порыв - желание субсуммировать это явление в одну из издавна устоявшихся, издавна известных юридических категорий». [2, с.590]

Термин «интеллектуальная собственность» с учетом приведенной адаптивной модальности языка, может быть интерпретирован, как имеющий близость с объектом материального мира. В случае толкования юристом, он будет иметь связь с вещным правом и, следовательно, испытывать на себе влияние нормативного регулирования, относящегося к вещному праву, которое рассчитано на применение к материальным объектам (вещам).

Одновременно с этим в доктрине существует устоявшееся мнение об условности термина интеллектуальной собственности. Е.А. Суханов являющийся противником проприетарной концепции, считает термин «интеллектуальная собственность» условным и «не имеющим никакого отношения к собственности» [3, с.87-95].

Приведенный подход детерминирован тем фактом, что категория собственности рассчитана на применение к физически осязаемым вещам, в отношении которых можно осуществлять правомочия владения (физического господства), которое, и это не оспоримо, в текущем содержании понятия владения придаваемом законодателем и судебной практикой, в отношении объектов интеллектуальной собственности. Важность владения прослеживается со времен римского права и в различных правовых доктринах по всему миру. Как указывает Гаврилов А.П. нематериальным объектом владеть нельзя, поэтому исключительное право, в отличие от права собственности, не знает правомочия владения [4, с.16].

Вместе с тем правообладатели, суды и деятели науки все чаще рассматривают интеллектуальную собственность как «собственность», интеллектуальная собственность все больше приобретает черты материальной собственности. Данный процесс происходит несмотря на наличие в пункте 3 статьи 1227 ГК РФ прямого запретна на применение положений раздела II ГК РФ к интеллектуальным правам.

В качестве примера приведем несколько судебных дел в предмет рассмотрения которых были вовлечены объекты интеллектуальной собственности. В 2016 году Судебной коллегией ВС РФ была выражена правовая позиция о возможности владения произведением (программой для ЭВМ) и как следствие существовании нового авторского правомочия - права владения произведением (наряду с правом использования произведения и правом распоряжения исключительным правом) [5]. В 2020 году Арбитражным судом города Москвы не было найдено препятствия для неприменения к объектам интеллектуальной собственности вещно-правовых способов защиты: «Запрет в ст. 1227 ГК РФ не соответствует общему подходу к правовому регулированию отношений, относящихся к предмету гражданского права и частного права в целом, согласно которому этим отношениям не может быть отказано в правовом регулировании на том основании, что отсутствует норма права, прямо регулирующая такие отношения, поскольку в этом случае к ним по аналогии закона применяется норма, регулирующая сходные отношения (п. 1 ст. 6 ГК РФ) <…> Наличие в п. 3 ст. 1227 ГК РФ правила не может рассматриваться в качестве непреодолимого препятствия для применения норм раздела II ГК РФ к отношениям, связанным с интеллектуальными правами»[6] .

Классическое восприятие вещи, которая представляет из себя телесный объект ограниченный пространственными границами, не является непреодолимым препятствием для применения в рамках российского правопорядка к договорам предметом которых является созданием программ для ЭВМ положений главы 37 ГК РФ о договоре подряда, что подтверждается многочисленной судебной практикой (например Решение АС СПб и ЛО от 01.12.2023 по делу А56-106244/2021) [7].

При этом судам не мешает относить договоры предметом которых является создание объектов интеллектуальной собственности к договорам подряда, для которых конституирующим признаком является наличие материального результата. На этом фоне следует отметить попытку теоретической разработки Фалалеева А. договора интеллектуального подряда на выполнение работы по созданию по заданию заказчика результата интеллектуальной деятельности [8, с.15].

В рамках научных изысканий А.А. Крыжановской в работе «Гражданско-правовая ответственность за вред, причиненный в связи с использованием сложных программных продуктов» обосновывается возможность распространения нормы о владении на разработчиков и правообладателей ЭВМ в контексте ответственности за вред причиненный источником повышенной опасности [9].

Судебная практика Соединенных Штатов Америки в деле «Ebay Inc. v. Bidder's Edge, Inc.» квалифицировала действия агрегатора аукционных данных по использованию «программы-сканера» для сбора данных с веб-сайта eBay, как посягательство на движимое имущество, которое выражается в том, что сторона-нарушитель намеренно или по неосторожности вмешалась в законное владение другим лицом движимым имуществом [10]. Аналогичный подход был использован в деле «Register.com Inc. против Verio Inc.», где был подтвержден судебный запрет по иску о незаконном владении движимым имуществом против ответчика, который использовал поисковых роботов для доступа к компьютерам истца и онлайн-базе данных в нарушение условий пользовательского соглашения [11].

Кассационный суд Турции в решении от 16.01.2020 отметил следующее: «Когда компьютерная программа создается в соответствии с контрактом на выполнение заказа, она является собственностью заказчика…заказчик, который является владельцем произведения, должен иметь возможность легко использовать компьютерную программу в контексте цели контракта…» [12].

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что разработанные концепции в сфере собственности используются при регулировании оборота объектов интеллектуальной собственности, с целью с целью обеспечения надлежащего баланса между интересами правообладателей и потенциальных пользователей, как в рамках романо-германской правовой семьи (Турция, Россия), так и в рамках англо-саксонской (США).

Наличие экономической ценности, естественное возникновение в результате человеческой деятельности, абсолютный характер свидетельствуют о генетическом родстве между собственностью и интеллектуальной собственностью. Собственность представляет из себя зонтик, который охватывает, все более широкий спектр объектов, которые продолжаются возникать по мере развития технического прогресса.

Интерпретация понятия «собственность» в контексте интеллектуальной собственности имеет решающее значение.

Таким образом, необходимо сфокусироваться на фундаментальном вопросе о том, могут ли парадигмы «собственности», разработанные для материальных объектов, быть применимыми к нематериальных активам и в каком объеме, регулируемым правом интеллектуальной собственности, является ли интеллектуальная собственность собственностью вообще и можно ли и нужно ли рассматривать предоставляемые права как аналогичные тем, которые формируют концепцию собственности в более традиционно понимаемых формах.

Список литературы

1. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. // А.С. Пушкин. Москва.: АН СССР. Т. XI. С. 434.
2. Пиленко А.А. Право изобретателя. // А.А. Пиленко. М.: Статут, 2001. С. 590.
3. Сергеев А.П. Применение правил раздела II «Право собственности и другие вещные права» Гражданского кодекса РФ к отношениям интеллектуальной собственности // Закон. 2018. №12. С. 87-95.
4. Гаврилов Э.П. Право интеллектуальной собственности Российской Федерации: законодательство и доктрина // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2018. № 8. С. 16.
5. Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 8 июня 2016 г. № 308-ЭС14-1400 по делу № А20-2391/2013.
6. Решение Арбитражного суда г. Москвы от 14 августа 2020 по делу № А40-315975/19-189-274.
7. Решение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 01.12.2023 по делу №А56-106244/2021.
8. Фалалеев А.С. Распоряжение исключительным правом автора на произведение: автореферат дис. ... кандидата юридических наук: 12.00.03 / Фалалеев А.С.; [Место защиты: Рос. гос. ин-т интеллектуал. собственности Роспатента]. - Москва, 2013. - 26 с.
9. Крыжановская А.А. Гражданско-правовая ответственность за вред, причиненный в связи с использованием сложных программных продуктов: научно-практическое исследование. // А.А. Крыжановская. – Москва, Волтерс Клувер. 2010 - 143 с.
10. eBay, Inc. v. Bidder's Edge, Inc., 100 F. Supp. 2d 1058, 1060-64, 1069-70 (N.D. Cal. 2000),[Электронныйресурс] // Internet Library of Law and Court Decisions. URL: http://www.internetlibrary.com/cases/lib_case249.cfm (дата обращения 08.01.2024).
11. Register.com, Inc. v. Verio, Inc. 126 F. Supp. 2d 238 (S.D.N.Y., December 12, 2000) (Jones, J.) aff'd. 356 F.3d 393 (2d Cir. 2004) [Электронныйресурс] // Internet Library of Law and Court Decisions. URL: http://www.internetlibrary.com/cases/lib_case23.cfm (дата обращения 08.01.2024).
12. Decision of the Court of Cassation of Turkey (General Assembly) 16 January 2020 – Case No. 2019/474, Decision No. 2020/26 [Электронный ресурс] // Internet Library of Law and Court Decisions. URL: https://link.springer.com/article/10.1007/s40319-021-01143-w (дата обращения 08.01.2024).