Субстантивные и адъективные фразеологизмы мансийского языка (на фоне русского)

Динисламова Оксана Юрисовна – научный сотрудник Обско-угорского института прикладных исследований и разработок.

Аннотация: Данная статья посвящена рассмотрению основных грамматических свойств субстантивных и адъективных фразеологизмов мансийского языка на фоне русского, выявлению их общих черт и различий. В работе приводятся и анализируются некоторые примеры мансийских и русских фразеологизмов с целью демонстрации характеристик исследуемых единиц.

Ключевые слова: лексико-грамматические разряды фразеологизмов, субстантивные фразеологизмы, адъективные фразеологизмы, фразеологизмы мансийского языка, фразеологизмы русского языка, мансийский язык, русский язык, сопоставительная фразеология.

Особое направление во фразеологии любого языка составляет исследование грамматических свойств фразеологизмов (соотношение фразеологизмов с частями речи, лексико-грамматические разряды, состав грамматических категорий и формы их выражения, особенности грамматического значения и способы его выражения и др.).

Изучение фразеологического состава русского языка в данном направлении является в значительной степени продуктивным, в то время как в мансийском языке исследования грамматических свойств фразеологизмов к настоящему времени не проводились.

А. А. Хуснутдинов пишет, что «на основании совокупности таких признаков, как общность значения ФЕ ряда, наличие у них одинакового набора грамматических категорий, однотипность их отношений и связей со словами в строе предложения, и с учётом степени значимости каждого из названных признаков для лексико-грамматической характеристики ФЕ, в русском языке были выделены несколько лексико-грамматических разрядов фразеологизмов» [1, с. 159]. При этом «общепринятыми и традиционно встречающимися в лексико-грамматических классификациях являются субстантивные, адъективные, глагольные, адвербиальные и междометные фразеологизмы» [2, с. 35]. Данная классификация ФЕ применима и к мансийскому материалу:

субстантивные (именные, предметные): манс. лньсь пуки ‘плакса (букв.: плач живот)’, нлыӈ пуки ‘обжора (букв.: ненасытный живот)’, нхыс пити ‘дом, в котором царит мир и покой (букв.: соболиное гнездо)’, пкв ньси ‘беременная (женщина, девушка) (букв.: шишку (кедровую) имеет)’; рус. белая ворона ‘изгой’, бред сивой кобылы ‘полная бессмыслица’, волк в овечьей шкуре ‘лицемер’, рыльце в пуху ‘очевидная причастность к какому-либо нехорошему делу’;

адъективные (призначные): манс. посыӈ номт ‘умный (букв.: светлый ум)’, сюм лг ‘старый, дряхлый (букв.: сгнивший хвост)’, яныг тур ‘крикливый, громкоголосый (букв.: большое горло)’, талква пāкиль ‘низкий, невысокий, приземистый (букв.: низкий ствол)’, мис ква ‘неповоротливая, грузная (женщина) (букв.: корова женщина)’; рус. беден как церковная мышь ‘очень бедный’, кровь с молоком ‘здоровый, крепкий’, от горшка два вершка ‘маленький’, большая шишка ‘важный, значительный, влиятельный’, дырявая голова ‘забывчивый, рассеянный’;

глагольные (процессуальные): манс. восьраме кон ты паты ‘свирепствует, неистовствует (кто-либо) (букв.: желчь=его вот-вот наружу выпадет)’, мт совын патуӈкве ‘испытать сильный страх (букв.: в другую шкуру (кожу) попасть)’, нёл хосыт ӯнлуӈкве ‘сидеть без дела (букв.: по длине носа сидеть)’, пап наскссыг консуӈкве ‘врать, лгать, обманывать (букв.: зад понапрасну чесать)’, пуӈк трвитыл пинвсум ‘клонит ко сну (кого-либо) (букв.: головную тяжесть положили)’; рус. брать с потолка ‘выдумывать’, валять дурака ‘1) притворяться непонимающим, глупым; паясничать, дурачиться; 2) бездельничать, праздно проводить время’, вывести на чистую воду ‘уличить во лжи’, дать дуба ‘умереть’, делать из мухи слона ‘преувеличивать’;

адвербиальные (наречные): манс. мол тлы (букв.: вчера зимой) – употребляется в качестве отвязки от разговора; слы ср яныт (букв.: в количестве одной оленьей фекалии)’ – для обозначения малого количества чего-либо; рус. в час по чайной ложке ‘очень медленно’, во всю прыть ‘очень быстро’, ежу понятно ‘очень просто’;

междометные (интеръективные): манс. (ты мныр) сопра пӯпыг! ‘(что за) чудо (диво)! (букв.: (что за) странный идол)!’; рус. вот те крест!, ёлки зелёные!, скажи на милость!, ни пуха, ни пера!, выше голову!, вот так клюква!

Таким образом, основанием для отнесения фразеологизмов к тому или иному типу служит, прежде всего, их семантика, а не наличие или отсутствие в их составе компонентов, соотносимых с той или иной частью речи. Иными словами, «синтаксическая функция номинативных фразеологизмов не всегда соответствует основному грамматическому значению стержневого компонента ФЕ, определяющего лексико-семантический разряд этих несвободных сочетаний» [3, с. 37]. Так, к адъективным будут относиться, к примеру, такие фразеологизмы как: манс. нёлэ сака хоса ‘любопытный человек (букв.: нос=его очень длинный)’, пуӈке аквтоп хвтасыл тохрувс ‘глупый, несообразительный (букв.: голову=его будто камнями набили)’, ксе ёл-лакви ‘престарелый (букв.: штаны=его спадают)’, нлме луйгуӈкве мсьтыр ‘чрезмерно говорливый (букв.: язык=его щебетать мастер)’, сыме нх-лапи ‘радостный, счастливый (букв.: сердце=его вверх взлетает (поднимается)’; рус. без царя в голове ‘глупый, неосмотрительный’, душа нараспашку ‘открытый’, дышит (пышет) здоровьем ‘здоровый’, звёзд с небес не хватает ‘не выдающийся’, лыка не вяжет ‘пьяный’ и т. п., хотя в их составе нет компонентов, восходящих к именам при­лагательным.

Как отмечает О. А. Гагарина «лексико-грамматический анализ фразеологических единиц предполагает наличие соотнесённости стержневого компонента фразеологизма с разными частями речи» [4, с. 38]. Под стержневым компонентом фразеологической единицы подразумевается «такой компонент, который «фразеологизирует» свободное словосочетание» [5, с. 200].

И. Г. Татаровская пишет, что «определение ядерного слова фразеологизма связано со структурным типом ФЕ. При этом в одних структурных типах опорное слово совпадает с грамматически ведущим членом несвободного словосочетания, а в других – с семантически господствующим словом. Поэтому можно выделить два вида стержневых компонентов: 1) грамматически ведущий и 2) семантически ведущий» [3, с. 36]. Ядерное слово фразеологизма служит средством номинации и конкретизируется зависимым компонентом.

Подсистемы субстантивных и адъективных ФЕ фактически являются характерными и при том самыми многочисленными для любого языка.

Субстантивные (именные) фразеологизмы являются одним из многочисленных разрядов фразеологического фонда мансийского и русского языков. ФЕ с существительными в стержневой позиции имеют большое разнообразие, реализованное в виде моделей в конкретных конструкциях. Кроме существительных, дополнительными компонентами могут быть прилагательные и причастия: манс. полхыӈ нёл ‘1) ребёнок маленького возраста; 2) молодой, неопытный человек (букв.: сопливый нос)’, кол ӯрнэ кар ‘домосед (букв.: дом охраняющая овчарка)’; рус. прекрасный пол ‘женский пол’, Фома неверующий ‘человек, во всём видящий подвох’.

По значению субстантивные фразеологизмы входят в различные тематические группы и обозначают различные характеристики человека, одушевлённые и неодушевлённые предметы, отвлечённые понятия: манс. хн лэнь ‘лентяй (букв.: ханская (царская) лень)’,сыӈ втра ‘бездетная женщина (букв.: продырявленное ведро)’, мнь пум ‘молодёжь, молодые люди (букв.: молодая (маленькая) трава)’, котрыӈ вит ‘спиртные напитки (букв.: жгучая вода)’; рус. маменькин сынок ‘несамостоятельный мужчина’, воздушные замки ‘иллюзии’, золотая молодёжь ‘дети богатых родителей’.

Если в русском языке выделяются субстантивные фразеологизмы мужского, женского и среднего рода при выражении значения лица, предмета (тёртый калач, ума палата, горе луковое), то в мансийском языке в связи с отсутствием грамматической категории рода имеет место лишь гендерная маркированность, достигаемая за счёт наличия в составе фразеологизмов соответствующих лексем: колыг хал лотых сунсовыӈ ква ‘сплетница (букв.: между двумя домами санки с углём перевозящая женщина)’, матум пыг ‘холостяк (букв.: старый мальчик (парень)’, и др.

Предполагаем, что по аналогии с русским в мансийском языке имеет место выделение общего рода субстантивных ФЕ (сирота казанская, мешок костей, козёл отпущения), относимых к лицам как мужского, так женского пола: савыӈ хла ‘бездельник/бездельница, лентяй/лентяйка (букв.: ленивый мертвец)’, сй хӯрыг ‘плакса, нюня (букв.: с гноем мешок)’, уркыӈ ксэв ‘лжец/лгунья, обманщик/обманщица (букв.: обманывающая сорога)’.

Русские субстантивные ФЕ могут иметь единственное и множественное число: старая дева / старые девы, мальчик на побегушках / мальчики на побегушках и др. В мансийском языке фразеологизмы имеют единственное, двойственное и множественное число: мāтум лувква ‘старуха (букв.: старая лошадь)’ / мāтум лувкваг ‘две старухи (букв.: две старые лошади)’ / мāтум лувкват ‘старухи (букв.: старые лошади)’ и др.

Будучи членами предложения, ФЕ именного характера вы­полняют те же функции, что и имена существительные. Чаще всего в предложении субстантивные ФЕ выступают в роли подлежащего и дополнения, например: манс. Наӈ пыгын хоса трсоль, аквтоп нас нӈхаль хартвес ‘Твой сын такой высокий, будто его вытянули (букв.: Твой сын длинный гвоздь, будто специально вверх вытянули)’ [6, с. 18]; Снтыр ты кос тōсам лув кварак, рӯпитан р сьнтэ ‘Александр хоть и выглядит тощим, но для работы сил у него достаточно (букв.: Александр хоть и сухих костей связка, но для работы силы имеет)’ [6, с. 20]; Трыӈ каньквет нупыл ёмас сунсуӈкве ‘На нарядных девочек приятно смотреть (букв.: На куколок в платках приятно смотреть)’ [6, с. 48]; рус. «Каждое утро рабочего дня для львиной доли населения страны начинается одинаково – звонит будильник» [7]; «Сундук старорежимный! Пуп земли… Ты ноль без палочки – один-то, вот кто» [7]; «Он как собака на сене, своими вещами не пользуется, но стережёт их зорко» [7]. Стержневое слово в субстантивных фразеологизмах всегда выражено именем существительным, которое сохраняет основные семантические и грамматические признаки, присущие существительному.

В зависимости от количества компонентов субстантивные ФЕ можно разделить на две группы – двухкомпонентные и многокомпонентные, например: манс. мп хола ‘негодяй (букв.: собачий мертвец)’, тōсам псь ‘худой, тощий, костлявый человек (букв.: высохшее бедро)’, мт вип ӯт ‘никто, ничтожество (букв.: с чужих дверей некто)’; рус. зверь зверем, отрезанный ломоть, не по Сеньке шапка, олух царя небесного. Наиболее многочисленной в мансийском и русском языках является группа двухкомпонентных ФЕ.

Лексико-семантическая структура субстантивных фразеологизмов мансийского и русского языков «характеризуется значительным разнообразием, среди которого представляется возможным выделить несколько структурно-семантических групп:

  1. Субстантивные фразеологизмы, употребляющиеся для оценочной характеристики человека;
  2. Субстантивные фразеологизмы, употребляющиеся для обозначения предметов;
  3. Субстантивные фразеологизмы терминологического характера.

В рамках статьи рассмотрим субстантивные ФЕ, употребляющиеся в качестве оценочной характеристики человека» [3, с. 48].

Таблица 1.

№

Мансийские ФЕ

Русские ФЕ

1

халэв тур ‘горлопан (букв.: чайки горло)’

нос картошкой

2

сг поталы ‘толстяк (букв.: налим комок)’

гора мускулов

3

сиськурек пуӈк ‘глупец (букв.: курица голова)’

аршин с шапкой

4

сыслув (сыплув) гитэ ‘дочь, сидящая на шее, нахлебница (букв.: позвоночника (спинной кости) (шеи) дочь=его)’

ума палата

5

лом-лом ква ‘сплетница, болтунья (букв.: лом-лом (звукоподражание) женщина)’

язык без костей

6

лль кāтуп ‘вор (букв.: плохие руки имеющий)’

профессор кислых щей

В табл. 1 грамматически только в примерах (4), (5) МЯ и (6) РЯ ведущие слова в своём прямом значении служат для обозначения человека: в качестве стержневых компонентов выступают имена существительные āги ‘девочка, девушка’, ква ‘женщина в МЯ и профессор в РЯ. В примерах (1), (3) и (6) в МЯ и в примерах (1), (2) и (5) в РЯ стержневые слова, выраженные именами существительными, метонимически обозначают человека. В этих случаях происходит перенос наименования части на целое. В своих прямых значениях главенствующие слова ФЕ обозначают части тела – манс. тур ‘горло, пуӈк ‘голова’, кāт ‘рука; рус. нос, мускулы, язык, кость. Примеры (2), (3), (4) и (6) в МЯ и примеры (1), (2), (3) и (4) в РЯ иллюстрируют иной код фразеологизации, в данном случае – экспрессивную метафору, которая апеллирует к воображению. Так, в МЯ поталы ‘комок’ ассоциируется с чем-либо округлым, тāрыгсов ‘сосна’ – с тонким и высоким, сиськурек ‘курица’ как домашняя птица не отличается интеллектом, символизирует глупость, хвтас ‘камень’ символизирует твёрдое, холодное, не поддающееся воздействию. В РЯ картошка ассоциируется с чем-либо округлым, широким, толстым, гора – с чем-либо огромным, сильным и крепким, аршин – с маленьким, палата символизирует просторное, светлое, богато украшенное помещение, что символизирует объём и ценность.

Ряд субстантивных ФЕ, «включающих в свой состав имя существительное в качестве грамматически ведущего компонента, имеют адъективное значение и формируют атрибутивные синтагмы, хотя в их составе нет прилагательных» [3, с. 37], например: манс. āньт хум ‘сильный, крепкий (букв.: рог мужчина)’ потыр хӯрыг ‘разговорчивый, болтливый (букв.: разговоров мешок)’, тр сым ‘злой, жестокий человек (букв.: железо сердце)’; рус. грудь колесом ‘молодцеватый, бравый’, дурак дураком ‘глупый’, ангел доброты ‘добрый’.

По стержневому компоненту мансийские и русские ФЕ могут являться субстантивными, но в предложении употребляются в функции обстоятельства, например: пись-пись ктыл, пись-пись лглыл ‘тихо, незаметно (букв.: с мышиными руками, мышиными ногами)’; рус. в час по чайной ложке, на всю катушку.

К разряду адъективных ФЕ относятся фразеологизмы с атрибутивным значением, являющиеся эквивалентными прилагательному, принимающими самое активное участие в их образовании. В предложении такие фразеологизмы выполняют функцию определения. Адъективные ФЕ семантически ориентированы на человека и образуют тематическую группу «качественная оценка лица», подчёркивая его положительные и отри­цательные качества: например: манс. асыӈ пуӈк ‘глупый, забывчивый (букв.: дырявая голова)’, виӈ пурысь ‘толстый (букв.: жирная свинья)’, яныг хтпа ‘почтенный, уважаемый (букв.: большой человек)’, тк номт ‘умный (букв.: крепкий ум)’; рус. пожарная каланча ‘высокий’, сатанинское племя ‘злой, жестокий’, ежовая голова ‘глупый’, ангельская душа ‘добрый’.

Стержневой компонент адъективных фразеологизмов представлен непроизводными (собственными) или производными (отыменными, отглагольными, отнаречными) именами прилагательными. Среди непроизводных прилагательных можно выделить прилагательные со значением:

а) качества предмета или лица, например: манс. ёмас ‘хороший, добрый’, ласкат ‘ласковый’, мāтум ‘старый’, оссам ‘глупый’, лль ‘плохой, злой’, пант ‘плоский’, пāль ‘густой’, плуп ‘острый’, пуня ‘пушистый’ и др.; рус. старый, молодой, пьяный, мокрый, острый, живой, бешеный, лёгкий, худой, глупый, умный, ангельский и др.;

б) цвета и оттенки: манс. ӈк ‘белый’, смыл ‘чёрный’ и др.; рус. красный, белый, чёрный, зелёный, синий, бледный, седой, сивый и др.;

в) величины: манс. яныг ‘большой’, мāнь ‘маленький’, вати ‘короткий’, хоса ‘длинный’ и др.; рус. большой, широкий, короткий, длинный и др.

Среди производных прилагательных можно выделить две группы прилагательных со значением:

а) качества предмета или лица, например: манс. пуӈктл ‘безголовый, глупый’, сыӈ ‘дырявый’, вāӈныӈ ‘плечистый’, кантыӈ ‘злой’, вӣльттл ‘безликий’, сымыӈ ‘сердечный, добрый’, трыӈ ‘железный’ и др.; рус. непорочный, стоеросовый, бесталанный, желторотый, слепой, лютый, кроткий и др.;

б) цвета или оттенка, например: манс. посыӈ ‘светлый’, срниӈ ‘золотой’; рус. светлый, золотой и др.

В зависимости от количества компонентов адъективные ФЕ можно разделить на две группы – двухкомпонентные и многокомпонентные, например: манс. нёвиям Семан ‘мягкотелый, простодушный (букв.: протухший (несвежий, затхлый) Семён)’, хоса хōмся ‘высокий (ростом) (букв.: длинная плётка)’; саюм хӯлыӈ ннь ‘1) бесхарактерный, мягкотелый; 2) медлительный, нерасторопный, вялый (букв.: испорченный (тухлый) рыбный пирог)’; рус. цепкий ум ‘умный’, ангел непорочный ‘добрый, чистый’; ворона в павлиньих перьях ‘чванливый’. Большая часть адъективных ФЕ сопоставляемых языков является двухкомпонентными.

В мансийском языке данный тип фразеологизмов характеризуется отсутствием форм выражения рода: оссам пла ‘бестолковый/бестолковая, глупый/глупая (букв.: глупая половина)’, тōсам нвыль ‘худой/худая, тощий/тощая (букв.: сушёное мясо)’. Компоненты ФЕ семантически предполагают только мужское или женское начало: оссам Ванька ‘бестолковый, глупый (букв.: глупый Ванька)’, Куль наер ги ‘злая женщина (девушка) (букв.: Куля духа дочь)’. В русском языке, как правило, имеются формы выражения всех трёх родов: глуп как пробка, глупа как пробка, глупо как пробка.

В обоих языках имеет место выделение общего рода адъективных ФЕ, относимых к лицам как мужского, так женского пола: манс. мӯӈи тēр нёлт ханы ‘молодой/молодая, неопытный/неопытная (букв.: яйца скорлупа под носом=его (её) висит)’, сым ат ньси ‘злой/злая, бессердечный/бессердечная (букв.: сердца не имеет)’, рус. звёзд с неба не хватает, пороху не выдумает.

В мансийском языке адъективные фразеологизмы имеют единственное, двойственное и множественное число: суил пилы ‘трусливый, боязливый (букв.: звука боится)’ / суил пилы ‘двое трусливых, боязливых (букв.: звука они двое боятся)’ / суил пилы ‘трусливые, боязливые (букв.: звука они боятся)’.

У русских адъективных фразеологизмов имеется единственное и множественное число: мухи не обидит / мухи не обидят.

В предложении адъективные ФЕ подобно прилагательным выступают в основном в функции определения или именной части сказуемого: манс. Ты мнь ос урум срниӈ ктуп матум кварись такви вортыӈе мгыс пвлыӈ нуса купса палт ӈкыг лыс ‘Эта маленькая и худая старушка с золотыми руками из-за своего вредного характера попала в батраки к самому бедному купцу села (букв.: Эта маленькая и худая с золотыми руками старая женщина из-за своей вредности у сельского бедного купца в батраках была)’; Оманыл тованакт мовиньты, тн мнь гияныл супе нй хольт хорги ‘Их мать порой смеялась, что младшая дочь чрезмерно болтлива (букв.: Мать=их порой смеётся, у младшей дочери=их рот как огонь полыхает (горит)’; рус. «Он, несомненно, был стреляный воробей. Он даже улыбнулся мне, но не продолжил беседу, понял её бесперспективность» [7]; «Тот сидел ни жив ни мёртв. Он был белый как мел. Руки его тряслись, а со лба стекал мелкий пот» [7].

Адъективное значение «может также передаваться через устойчивые образные сравнения (адъективные компаративные фразеологизмы), при этом имя, используемое в устойчивом сравнении, представляет сознанию не просто стереотипные признаки предмета, а ассоциативный образ предмета» [3, с. 64], например: манс. сыме нврам сым хурипа ‘искренний, чистый (букв.: сердце=его подобно сердцу ребёнка)’, супе нй хольт ‘болтливый (букв.: рот=его как огонь)’, аквтоп кань колт лы ‘кроткий, тихий человек (букв.: (будто) в кукольном домике живёт)’, сяхыл хурип ‘рассерженный (букв.: как грозовая туча)’, лмвой хурипа ‘скромный, застенчивый, тихий (букв.: комару подобный)’; рус. белый как снег, как в воду опущенный, тупой как баобаб, глухой как тетерев, робок как заяц, длинный как жердь.

Таким образом, то или иное имя существительное рассматривается как эталон различных характеристик человека, где эталон – это «характерологически образная подмена свойств человека или предмета какой-либо реальной персоной, натуральным объектом, вещью, которые становятся знаком доминирующего в них, с точки зрения обиходно-культурного опыта, свойства» [8, с. 241].

Адъективные компаративные фразеологизмы сопоставляемых языков «имеют эксплицитную форму, т. е. предполагают обязательную форму сравнения, которая передается при помощи союзов» [3, с. 64]: манс. сяр ‘как, до такой степени’, аквтоп ‘будто, словно, точно’, хурип (хурипа) ‘как, подобно, подобный’, хольт ‘как, словно’, сома ‘словно, будто, как’ и русских союзов как, будто, как будто, словно, точно, что, например: манс. нвле сяр хвтас ‘мускулистый, сильный (букв.: мясо (мышцы)=его как камень), сыме аквтоп ӈк ‘хладнокровный, жёсткий (букв.: сердце=его будто лёд)’; пояр хурипа ‘толстый (букв.: боярину подобный)’, хль ӈквал сома ‘глупый, тупой человек (букв.: словно берёзовый пень)’; рус. бледный как полотно, упрямый как осёл, безбрежный словно океан, точно сонная муха и др.

Среди эталонов устойчивых сравнений в мансийского и русского языков «наиболее часто используются наименования тех или иных животных, растений или предметов. Сравнения этого рода обычно строятся на каком-либо признаке, характерном для них» [3, с. 64], например: манс. халэв хольт пуӈке втым ‘седой (букв.: как у халея голова его седа)’; пуська хурипа ‘толстый (букв.: бочке подобный)’, корпин хурип ‘острый на язык (букв.: бруску точильному подобный)’, тпыӈ ткум хурипа ‘толстый (букв.: на откормленную вошь похожий)’; рус. как загнанная лошадь, как печёное яблоко, тупой как валенок, глухой как тетерев.

Некоторые сравнения присущи только одному из сопоставляемых языков. Например, мансийские фразеологизмы хармис хурипа ‘здоровый, сильный (букв.: как бык)’, кар хурипа ‘злой человек (букв.: овчарке подобный)’, кӯтюв хурипа ‘злой человек (букв.: собаке подобный)’, встречаются и в русском языке в виде ФЕ здоров как бык, злой как собака, злой (злобный) как цепной пёс, но, к примеру, компаративная ФЕ сома сгхул ‘медлительный, вялый (букв.: словно налим)’ типична только для мансийского языка (и ряда других родственных языков). Налим для северных народов и манси, в частности, является символом медлительности, неповоротливости, а также вялости и лености, что напрямую связано с необычным образом жизни этой рыбы – когда температура воды превышает двенадцать градусов по Цельсию, налим становится очень вялым, и его состояние больше напоминает спячку. Национально-культурными являются и такие компаративные фразеологизмы как тӯлмах хурипа ‘злой (букв.: росомахе подобный)’, тӯрхул хольт нёвсы ‘медлительный, неповоротливый (букв.: как карась ворочается (шевелится)’ и др.

И, напротив, некоторые русские компаративные фразеологизмы, такие как кроткий как голубь, кроткий как овца, кроткий как телёнок, кроткий как ягнёнок, жестокий (свирепый) как волк, жестокий как зверь, злой (злобный) как хорёк, коварный (хитрый, злобный) как змея (змей, гадюка), являются нетипичными для мансийского языка.

Проведя анализ грамматических свойств субстантивных и адъективных фразеологизмов мансийского языка на фоне русского, можно сделать следующие общие выводы.

Распределение номинативных фразеологизмов по определённым лексико-грамматическим разрядам основано на их соотнесении с категориальными значениями той или иной знаменательной части речи. Основанием отнесения фразеологизмов к тому или иному типу служит не наличие или отсутствие в их составе компонентов, соотносимых с той или иной частью речи, а их семантика.

Субстантивные ФЕ мансийского и русского языков входят в различные тематические группы и обозначают характеристику человека, одушевлённые и неодушевлённые предметы, отвлечённые понятия. Стержневое слово в субстантивных ФЕ всегда выражено именем существительным, которое сохраняет свои основные семантические и грамматические признаки, присущие существительному.

Большая часть субстантивных ФЕ мансийского и русского языков являются двухкомпонентными. Дополнительными компонентами являются прилагательные и причастия.

Се­мантика субстантивных ФЕ, где стержневыми компонентами выступает имя существительное и прилагательное, в основном адъективная. Ряд субстантивных ФЕ, включающих в свой состав имя существительное в качестве грамматически ведущего компонента, имеют адъективное значение и формируют атрибутивные синтагмы, хотя в их составе нет прилагательных.

В качестве членов предложения ФЕ именного характера в сопоставляемых языках выполняют функцию существительного. В предложении в основном выступают в роли подлежащего и дополнения.

Под адъективными понимаются ФЕ, которые идентифицируются прилагательными или адъективными словосочетаниями, обозначающими признак. Адъективные ФЕ семантически ориентированы на человека и образуют тематическую группу «качественная оценка лица». Адъективное значение в мансийском, как и в русском языке, активно передаётся посредством устойчивых образных сравнений.

Стержневой компонент адъективных фразеологизмов представлен непроизводными или производными именами прилагательными. Большая часть адъективных ФЕ мансийского и русского языков являются двухкомпонентными.

В предложении адъективные ФЕ подобно прилагательным преимущественно выступают в функции определения или именной части сказуемого.

В отличие от русского в мансийском языке у субстантивных и адъективных ФЕ отсутствует категория рода. Гендерная маркированность во фразеологизмах достигается за счёт наличия в их составе соответствующих мужскому и женскому полам лексем. При этом в обоих языках имеет место выделение так называемого общего рода субстантивных и адъективных ФЕ, относимых к лицам как мужского, так женского пола.

Мансийские субстантивные и адъективные ФЕ могут иметь единственное, двойственное и множественное число, в русском – единственное и множественное.

Субстантивные и адъективные фразеологизмы занимают (наравне с глагольными ФЕ) первое место в мансийском и русском фразеофонде, как по количеству, так и по частотности употребления.

Список литературы

  1. Хуснутдинов, А. А. Фразеологическая единица в грамматическом строе языка / А. А. Хуснутдинов // Вестник костромского государственного университета им. Н. A. Некрасова. – 2015. – Т. 21. – № 1. – С. 158–162.
  2. Цой, Л.П. Объектные сочетаемостные возможности глагольных фразеологизмов в современном русском языке / Л. П. Цой, М. С. Романова, М. Е. Локтева // Успехи современной науки и образования. – 2019. – №1. – С. 35–39.
  3. Татаровская, И. Г. Структурно-семантические типы фразеологизмов в языке лингала: дис. … канд. филол. наук: 10.02.22 / Татаровская Ирина Геннадьевна. – Москва, 2004. – 233 с.
  4. Гагарина, О. А. Фразеология коми-пермяцкого языка: дис. … канд. филол. наук: 10.02.07 / Гагарина Ольга Анатольевна. – Ижевск, 1999. – 175 с.
  5. Ожегов, С. И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. Учеб. пособие для вузов. – М.: Высшая школа, 1974. – 352 с.
  6. Картинный фразеологический словарь мансийского языка / Авт.- сост. О. Ю. Динисламова; ред. манс. текста к. филол. н. М. В. Кумаева; худ. оформ. Н. А. Жеманская; Департамент образования и молодёжной политики Ханты-Мансийского автономного округа – Югры, БУ ХМАО – Югры «Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок». – Ханты-Мансийск: ООО «Печатный мир г. Ханты-Мансийск», 2020. – 64 с.
  7. Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora.ru (дата обращения 15.03.2021).
  8. Телия, В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспект / В. Н. Телия. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. – 288 с.

Интересная статья? Поделись ей с другими: