УДК 93

Политическая полиция в Российской Империи во второй половине XIX как носитель казенной идеологии: к проблеме анализа политического мышления

Ямандий Алексей Иванович – студент Владимирского государственного университета им. Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых

Быкова Виктория Андреевна – студентка Владимирского государственного университета им. Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых

Научный руководитель Соловьева Валерия Владимировна – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории, археологии и краеведения Гуманитарного института Владимирского государственного университета им. Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых

Аннотация: Статья посвящена анализу политического мышления имперской полиции в России во второй половины XIX. Описаны категории четвертого сословия, образ революционера и другие концепты на основании специальной методологии.

Ключевые слова: политический дискурс, политическая полиция, российская империя во второй половине XIX века, казенная идеология.

Актуальность настоящей работы определена всей сложностью сложившихся общественных отношений во второй половине XIX века, открывшегося преобразованиями Александра II, которые привели к ломке привычных ценностей, что, в свою очередь, естественным образом привело к возникновению альтернативных вариантов государственного устройства – на политическую и идейно-теоретическую авансцену вышли революционные партии, которые стремились разрушить государственный строй, что с неизбежностью привело к актуализации деятельности органов политического сыска, которые действовали как выразители казенной идеологии. В поле зрения историков попали вопросы структуры политической полиции, порядка ее действительности, методов сыска, включая агентурную деятельность и другие аспекты, что великолепно суммировано в историографических работах Пронькиной [1], Гомоновой [2], но вопрос политического мышления никогда не осмыслялся в проблемном поле. Научная новизна настоящей работы заключается в анализе поставленной проблемы, выявления аспектов политического мышления в полиции как политико-культурного образования, как выразителя казенной идеологии.

Сама необходимость осмысления такого феномена как протестное сознание предопределена тем, что протестное сознание стало в известном смысле “положительным”, то есть оно начало вместо отрицания государственного строя предлагать альтернативу. Что же означает альтернативность и каким образом она вписана в исторический контекст? Альтернативность означает появление вариации в рамках осмысления пути исторического развития, но эти вариации представляются в виде определенных точек дивергенции - точек, где один дискурс расходится с другим, и как таковые эти точки предопределены историческим контекстом. Эти точки дивергенции означают не просто теоретическое противоречие между одним дискурсом и другим, но об историческом выборе. Действительно, в одном из донесений Третьего отделения за 1869 год сказано, что движения, бывшие несколько ранее маргинальными, в которых не было никакой теоретической подоплеки, никакой особенной мотивации, преобразовались: из вышеописанных они стали движениями, которые идейно консолидированы в том смысле, что они оппозиционно настроены по отношению к государственному строю [3, с. 40], причем отмечается, что эта консолидированность мотивирована не только психологическими аспектами мышления революционеров, но характеристикой их исторического мышления, в силу которого они осуществляют определенный выбор, то есть, иначе говоря, в силу которого они готовы принять страдание во имя реализации той идеи, которую они преследуют [3, с. 40-41]. Здесь ключевой характеристикой подобных движений является их инаковость. Действительно, из предшествующего описания вытекает, что ранее это были лишь маргинальные вспышки, но сейчас это нечто системное – вот в этот момент протестное сознание оформляется как объект дискурса политической полиции как выразителя казенной идеологии, тогда как государство, можно рассматривать с точки зрения казенной идеологии и тех, кто ее разделяет, как политико-дискурсивное сообщество. Такое сообщество имеет своим естественным моментом аспект размежевания “своих” и “чужих”, поэтому этот момент “инаковости” – это и момент появления протестного сознания как объекта, и момент, когда этому объекту дается с точки зрения дискурса казенной идеологии определение как враждебного государственному строю. Само донесение в своем своеобразии как исторический источник предполагает указание на возникшую ситуацию, и само донесение в рамках структуры, в которой оно написано, является своего рода реакцией дискурса на возникшие перемены в общественном сознании, но такие перемены требуют и практических средств, и теоретических: они требуют понимания, что возникло и как с этим работать. Соответственно донесение – это свидетельство об изломе в общественной мысли, о возникшей дивергенции, которую необходимо каким-то образом разрешить, чтобы сохранить идеологические средства легитимации власти, но эта легитимация как определенная практика оправдания власти вместе с коррелирующими понятиями становится объектом критики с точки зрения разных идейно-политических платформ: мы сказали несколько ранее, что в воззрениях полиции протестное сознание возникло как таковое, но оно же в воззрениях политической полиции не является чем-то однородным. “Русский нигилист соединяет в себе западных: атеиста, материалиста, революционера, социалиста и коммуниста” [3, с. 41].

Из этого описания вытекает несколько моментов:

1) понятийный аппарат только-только складывается, что видно из смешения различных понятий (так, материалист непременно является атеистом, как и любой коммунист является атеистом и материалистом и т.д );

2) русский вариант нигилизма осмысляется в контексте развития западно-европейских стран, что позволяет осуществлять прогнозирование дальнейшего развития всей этой ситуации и, следовательно, если развитие России в этом отношении аналогично развитию западно-европейских стран, то и возникнет естественным образом так называемое 4 сословие с его акцентом на универсальность воззрений: “Наконец, идя последовательно дальше они стремятся к слитию всех народов” [3, с. 42]; эта так называемая аналогичность также вытекает из того, что западно-европейские страны сталкивались с теми же проблемами: анархисткое движение было устремлено, по мнению политической полиции, к разрушению цивилизованных государств изнутри путем устроения противо-социальных структур и организаций, вследствие чего как раз и необходима консолидация всех государств для того, чтобы вытеснить эту опасность, победить ее [4, c. 156].

Таким образом, необходимо отметить, что появление протестного сознания в воззрениях политической полиции рассматривается как некоторое системное общеевропейское явление, связанное с кризисом структур легитимации и государственности, выражающееся в формах утопического сознания, которое в силу своей идеалистической направленности разрушает основы государства путем радикальных мер. Такое протестное сознание “находится” во многих областях общественной жизни, сращиваясь с теми вещами, которые с виду не несут в себе ничего противозаконного. Соответственно цель политической полиции состоит сперва в размежевании и определении форм реализации и структуры протестного сознания, затем в осуществлении борьбы с ним.

Совершенно очевидно, что вытеснить протестное сознание совершенно было невозможно, поскольку оно возникло как следствие исторического контекста, что понимали и те люди, которые составляли отчет о революционном движении, ведь Каракозов на допросе разъяснил, что идея у него возникла самостоятельно: “...ни Кобылин, ни другие какие-либо личности не делали мне подобных предложений. Кобылин только сообщил мне о существовании этой партии” [5, c. 27-28]. Отсюда следует, что принципом возникновения таких действий является глубокая неудовлетворенность сложившимися государственными и общественными отношениями, и эта же неудовлетворенность предполагает для преодоления взятия ответственности, значит, в известной мере индивидуализм, но этот же индивидуализм имеет и структурные преимущества как способ революционных действий, поскольку он выступает как контр-мера в борьбе: “По его мнению, всякий, кто только имеет возможность н чувствует себя способным действовать, как он выражается на пользу человечества, должен действовать отдельно, потому что если попадется, то по крайней мере, не увлечет за собой другого” [6, с. 36]. Однако это же и приводит к необходимости использовать методы провокации в виде засылки агентов, набранных из числа бывших революционеров, поскольку совершенно понятно, что революционное движение является тотально инаковым, что оно функционирует как замкнутая в себе система со своим специфическим типом дискурса и способом действий – словом, требуется посредствующее звено. Правительство не имело направленной политики борьбы с протестным сознанием, скорее своей задачей оно ставило предотвращение крамолы, а не распространение революционных идей в широкие народные массы. Собственно, и сами революционные организации, полиция мыслила не как революционеров в привычном нам смысле – людей, распространяющих свои деструктивные идеи среди низших слоев населения, а как некие маргинальные протестные ячейки. Отсюда и проистекает необходимость уничтожать именно протестные группировки: выслеживать и сажать их членов, а не бороться с их идеями.

Самым передовым способом борьбы политической полиции с революционными группировками было внедрение в них тайных агентов. Помимо предоставления данных об участниках и собственно самих действий этих организаций тайные агенты все же смогли начать разлагать эти объединения изнутри. Правительство осуществило борьбу с протестным мышлением в результате разоблачения революционными организациями тайных агентов. Эти разоблачения вели к раздору и всеобщему подозрению внутри этих организаций, они становились все более нестабильны, и в конечном итоге приводило к убийству «шпионов», которые таковыми не являлись.

На основании проведенного анализа политическую полицию можно охарактеризовать как инстанцию поддержания, разграничения политического дискурса, что позволяет увидеть в политической полиции не просто сыск революционных элементов, но и борьбу за интеллектуальное пространство, осуществляемое посредством дискурсивных средств, в числе которых представлено размежевание как свойство, порожденное самой структурой казенной идеологии как типа дискурса. Характеристика специфики революционной деятельности и корреспондирующие методы борьбы с ней как с протестным сознанием, выявили эффективность применяемых мер как методов дискурсивной борьбы. Период второй половины XIX это время дивергенции в политическом дискурсе и открытия различных исторических альтернатив.

Список литературы

  1. Гомонова С. А. Политическая полиция России конца ХIХ начала хх века в отечественной историографии // Известия Самарского научного центра РАН. 2009. № 6. –URL:https://cyberleninka.ru/article/n/politicheskaya-politsiya-rossii-kontsa-hih-nachala-hh-veka-v-otechestvennoy-istoriografii (дата обращения: 05.10.2022).
  2. Пронькина О. Ю. Политический сыск в России в конце XIX-начале XX веков. Историография проблемы // Известия ПГУ им. В.Г. Белинского. № 7. – URL:https://cyberleninka.ru/article/n/politicheskiy-sysk-v-rossii-v-ko ntse-xix-nachale-xx-vekov-istoriografiya-problemy (дата обращения: 05.10.2022).
  3. Из всеподданейшего отчета о действиях III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и корпуса жандармов за 1866 г // Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX – начало XX вв). Сборник документов. Серия «Первая публикация». – М.: АИРО-ХХ, 2001. – С.40-42.
  4. Проект секретного циркулярного предписания Российским представителем за границей об осуществлении решений Римской Международной конференции 1898 г. по борьбе с анархизмом. // Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX – начало XX вв.). Сборник документов. Серия «Первая публикация». – М.: АИРО-ХХ, 2001. – С.156-159.
  5. Донесение агента III Отделения Трохимовича шефу жандармов П. А. Шувалову о беседах «на политические темы» со ссыльным И. А. Худяковым. // Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX – начало XX вв.). Сборник документов. Серия «Первая публикация». – М.: АИРО-ХХ, 2001. – С.35-37.
  6. Из показаний Д.В Каракозова следственной комиссии по делу о покушении на Александра II 4 апреля 1866 // Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX – начало XX вв.). Сборник документов. Серия «Первая публикация». – М.: АИРО-ХХ, 2001. – С. 27-28.

Интересная статья? Поделись ей с другими: