УДК 82

Сновидение как элемент нарративной стратегии рассказа «Бубновая история» М. А. Булгакова

Рамадан Магомед Хани Мохамед – магистр филологии Российского государственного гуманитарного университета.

Аннотация: Цель публикации – выявление особенностей художественного функционирования семиотического феномена сновидения в рассказе «Бубновая история» М. А. Булгакова, онейропоэтика которого ранее не изучалась. Основным методом исследования является анализ нарративной стратегии, вспомогательным – идентификация типа эстетического завершения. Исследование показало, что нарративная картина рассказа обладает широкой неопределенностью – содержит черты окказиональной, императивной и прецедентной. Нарративная стратегия создает открытую ситуацию читательского выбора – рассказанное может быть истолковано как чреда случайностей, возможность реализации акта свободного выбора или процесс исполнения предопределенной судьбы. Сновидение при этом является инициирующим описанную неопределенность компонентом нарративной стратегии, поскольку, с одной стороны, является источником «притчевого» закона при истолковании рассказанного в рамках императивной картины, с другой, фиксирует предопределенность при истолковании рассказанного в рамках прецедентной картины.

Ключевые слова: онейропоэтика, семиотика, нарративные стратегии, нарративная картина, нарративы, модус художественности, рассказ, фельетон.

Творчество М.А. Булгакова насыщенно самоцитированием. Ситуации, образы, комплексы мотивов и эпизоды из малых нарративов писателя включены в его большие нарративы и драму. Одним из примеров является рассказ «Мне приснился сон…». Ситуация [4: 233], в которой герой приступает к написанию романа после пробуждения ото сна, встречается в том числе в повести «Тайному другу». В ней ситуация показывает формирование уникального принципа художественности – сотворения подчиненного императиву воздаяния за поступки художественного мира [6]. В этой связи при изучении онейропоэтики произведений Булгакова невозможно обойти стороной его фельетоны.

Наиболее подходящим для изучения онейропоэтики фельетонов является рассмотрение литературного сновидения как особой разновидности семиотического феномена «текст в тексте», при котором герой–сновидец внетелесно пребывает в сопровождающейся обретением особых пространственной формы и окружения ситуации литературной игры [5: 13]. Такое понимание позволит взять за основу результаты этого исследования в ходе анализа произведений любой жанрово–родовой принадлежности.

Одним из обладающих сновидностью рассказов–фельетонов является «Бубновая история», онейропоэтика которого ранее не изучалась. Сновидение содержится в первой главке рассказа «Сон и Госбанк» [2: 281]:

Мохрикову в номере гостиницы приснился сон – громаднейший бубновый туз на ножках и с лентами на груди, на которых были написаны отвратительные лозунги: "Кончил дело – гуляй смело!" и "Туберкулезные, не глотайте мокроту!"

– Какая смешная пакость! Тьфу! – молвил Мохриков и очнулся.

Открытие нарратива сновидением и указание на него в названии главки уже говорит о его особой значимости. Для прояснения его роли требуется рассмотреть нарративную стратегию произведения.

Художественная действительность рассказа содержит черты окказиональной картины мира [12: 21]. Происходящие с героем события кажутся случайными – событийную цепь в общем виде можно описать следующим образом: инкассатор Мохриков просыпается; из Госбанка забирает деньги, которые он должен передать; случайно замечает красивую девушку и договаривается с ней о встрече в номере гостиницы; для того, чтобы произвести на нее впечатление, тратит часть казенных денег на прическу, бритье, лакированные ботинки и брюки; после ночи в номере выходит на улицу и мучимый жаждой спрашивает у подвернувшегося извозчика о месте, где можно выпить пива; по прибытии в казино не задумываясь садится на свободное место за игровым столом и проигрывает все деньги; по прибытии в учреждение сознается в растрате.

Маркирует случайный характер событий, например, и включение перформатива в название второй главки – «Она!» – между завершающего первую главку и открывающего вторую главку многоточий. Такая конструкция показывает точный момент появления девушки в потоке непрерывных размышлений героя, создавая при этом комический эффект: «Что бы я сделал прежде всего?..» – активное рассуждение субъекта внутренней речи, «Она!» – появление персонажа, «…Прежде всего…» – снижение активности из–за фокусирования внимания на появившемся персонаже субъектом речи. Так, читатель становится свидетелем изменения интенсивности размышлений героя из–за наступления непредсказуемого события.

Вместе с тем название второй главки отвечает на предшествующие рассуждения – прежде всего после присвоения казенных денег Мохриков познакомился бы с такой красивой дамой. В связи с этим герой вспоминает первый лозунг бубнового туза из сновидения – «Кончил дело – гуляй смело!» Внезапное воспоминание намекает на то, что перед знакомством герою стоило бы сперва присвоить деньги или же выполнить свою работу. В последующем фрагменте Мохриков впервые предстает перед выбором – знакомиться с замеченной им девушкой или нет. На это также указывает его внутренняя речь:

«Дама что надо. Ах, какой город Москва! Прежде всего, если бы сгорел красный директор... Фу! вот талия...» На мгновение герой отвлекается и продолжает предшествующие рассуждения, но затем снова обращает на даму внимание.

В целом композиция рассказа устроена таким образом, что в каждой последующей главке герой предстает перед выбором: третья – преобразиться ли; четвертая – отправиться ли в казино; пятая – принять ли участие в игре; шестая – признаться ли в содеянном. В каждом случае, кроме последнего, выбор ведет к растрате или сохранению казенных денег. В этом свете упомянутый лозунг становится своеобразным «притчевым» законом. Реализация же выбора героем является признаком императивной картины мира.

Взаимодополняемость окказиональной и императивной нарративных картин создает открытую ситуацию читательского выбора между анекдотическим истолкованием рассказанного и притчевым его восприятием [9: 40]. Читатель самостоятельно должен решить, доминирует ли в рамках нарратива случай или реализация решений главным героем. Это приближает написанное к притчево–анекдотической нарративной стратегии рассказа.

Однако особенность произведения состоит в наличии более широкой неопределенности нарративной картины. Этому способствуют два фактора. Первый фактор – свойственный фельетону сатирический модус художественности [10: 58]. Он воплощен в неспособности Мохрикова соответствовать репрезентируемому статусу. Наиболее яркое проявление – разница в его поведении в начале и в конце рассказа.

Получив крупную сумму денег, герой почувствовал себя иначе:

«Человек, получивший деньги, хотя бы и казенные, чувствует себя совершенно особенным образом. Мохрикову показалось, что он стал выше ростом на Кузнецком мосту».

Чуть позже он ловко приукрашивает свое происхождение и статус, чтобы возвысить себя в глазах девушки:

«Я из литовских дворян. Основная моя фамилия, предки когда-то носили – Мохр <…> Ответственная должность, мадам. Деньги получаю в банках по девять, по двенадцать тысяч и даже больше. Тяжело и трудно, но ничего. Облечен доверием...»

После преображения герой, глядя в свое отражение, отметил: «Я похож на артиста императорских театров...». С одной стороны, такое самоопределение говорит о соответствующем желаемому статусу внешнем виде. С другой, намекает на исполнение роли статусного человека героем. В конце рассказа оказывается, что Мохриков вместе с растратой денег утратил и личину статусного человека, и способность поддерживать какую–либо роль:

«Мохриков имел такой вид: на ногах у него были лакированные ботинки, в руках портфель, на голове пух, а под глазами – зеленоватые гнилые тени, вследствие чего курносый нос Мохрикова был похож на нос покойника <…>

– Отец от станка, мать кооперативная, – сказал жалобным голосом Мохриков».

Так, внутренняя данность индивидуальной жизни Мохрикова оказывается уже внешней заданности и не способна заполнить ролевую границу статусного человека, которым герой хочет являться.

Сам по себе сатирический модус может воплощаться разными нарративными стратегиями; притчево–анекдотическая при этом является весьма благотворной. Однако в совокупности со вторым фактором в рассказе «Бубновая история» он может быть элементом прецедентной нарративной картины.

Второй фактор – вероятная предопределенность и цикличность произошедшего. «Бубновый туз» – фразеологизм, означающий пришитый к спинке одежды каторжника четырехугольный кусок ткани [11: 197]. Фразеологизм достаточно широко распространен в русской литературе (Блок А. А. «Двенадцать» [1: 4], М. Е. Салтыков‑Щедрин «Письма к тетеньке» [8: 267], Н. А. Некрасов «Современники» [3: 247] и др.) и указывает, в том числе, на связанных с тюремным заключением персонажей или на соответствующие свойства характера.

В этой связи интересен второй лозунг бубнового туза из сновидения – «Туберкулезные, не глотайте мокроту!» Туберкулез был широко распространен в разных слоях общества России и в XIX, и в XX веках; болезнь многократно упоминается в русской литературе (Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов и др.). Однако вышеупомянутая особенность может указывать на один из наиболее многочисленных слоев больных – заключенных (например, А.П. Чехов в книге «Остров Сахалин», основанной на путевых записках писателя, рассуждая о пострадавших от болезни на Сахалине, указывает: «Большинство умерших от чахотки – каторжные» [13: 357]).

«Тьфу!» перед пробуждением Мохрикова ото сна, c одной стороны, создает комический эффект, ставя героя в позицию «туберкулезного» – лозунг призывает «туберкулезных» не глотать мокроту, Мохриков плюет и тут же просыпается. С другой же стороны, так сновидение обретает черты пророческого и указывает на завершение рассказа: «–Товарищ Вахромеев, вот гражданина нужно будет проводить... И Мохрикова повел Вахромеев».

В завершении рассказа содержится указание на цикличность произошедших событий. Служащий в учреждении предполагает, что Мохриков посещал казино: «В казино не заезжали?», – и утверждает, что герой – не единственный оказавшийся в подобной ситуации: «А то ведь каждый приходит и говорит – трамвай, трамвай, даже скучно стало». Можно предположить многократное повторение «бубновой истории». Так, Мохриков может рассматриваться как актант – реализующий некоторую необходимость герой с предопределенной судьбой.

В каждой главке, в которой герой предстает перед выбором, содержатся указывающие на грядущую неудачу знаки. Во второй главке Мохриков замечает изображающую карты тройку, семерку и туз вышивку на шляпке девушки; вышивка связывает рассказ с повестью А.С. Пушкина «Пиковая дама» [5], по сюжету которой главный герой Германн проигрывает состояние в карты. В третьей и четвертой главках извозчики выкрикивают: «Пожа, пожа, пожа…»; выкрики созвучны со словом «пожар» и указывают на размышления героя в первой главке: «И кроме того, опять пожар, и сгорели все исходящие, выходящие, входящие…» Наконец, в пятой главке крупье за столом, за который сел Мохриков, дважды произносит «Банко сьюиви!»; это означает, что игроки за столом уже дважды проиграли в предшествующих раздачах. Мохриков с самого начала был обречен на неудачу, поскольку не способен актуализировать ни один из этих знаков в силу своего еcтеcтва.

Так, рассказанное может быть истолковано в рамках окказиональной, императивной или прецедентной нарративных картин. Читатель должен самостоятельно определить, является ли произошедшее с героем волей случая, следствием выбора или предопределенностью. Сновидение при этом может являться элементом императивной или прецедентной нарративных картин – с одной стороны, оно является источником закона, в соответствии с которым герою предстоит делать выбор, с другой, указывает на предопределенность судьбы героя. Нарративная стратегия произведения подобна притчево–анекдотической стратегии рассказа, поскольку также создает открытую ситуацию читательского выбора. Однако стратегия предлагает более широкий выбор, и сновидение в этой связи становится инициирующим этот выбор компонентом.

Список литературы

  1. Блок А. А. Двенадцать. М.: Современник, 1977. 80 с.
  2. Булгаков М. А. Бубновая история. Собрание сочинений. В 10 т. Т. 3. М.: Голос, 1995. С. 281-287.
  3. Некрасов Н. А. Современники. Собрание сочинений. В 15 т. Т. 4. Л.: Наука, 1982. С. 187-250.
  4. Поэтика. Словарь актуальных терминов и понятий / Под ред. Н. Д. Тамарченко. М.: Intrada, 2008. 358 с. – 233
  5. Пушкин А. С. Пиковая дама. Собрание сочинений. В 10 т. Т. 5. М.: Правда, 1981. С. 233-262.
  6. Рамадан М. Х. М. Сновидения и визуальное в повести М. А. Булгакова «Тайному другу» // Визуальное во всем: Сборник статей спецсеминара. М.: Эдитус, 2021. С. 56-63.
  7. Рамадан М. Х. М. Художественная функциональность сновидений в произведениях М. А. Булгакова: выпускная квалификационная работа (магистерская дис.): 45.04.01 – Филология. М.: РГГУ, 2021.
  8. Салтыков‑Щедрин М. Е. Письма к Тетеньке. Собрание сочинений. В 20 т. Т. 14. М.: Художественная литература, 1972. С. 247-466.
  9. Тамарченко Н. Д. Русская повесть Серебряного века: Проблемы поэтики сюжета и жанра. М.: Intrada, 2007. 256 с.
  10. Теория литературы. В 2 т. Т. 1. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика / Под ред. Н. Д. Тамарченко. М.: Академия, 2004. С. 358.
  11. Толковый словарь русского языка: В 4 т. Т. 1. А – Кюрины / Под ред. Д. Н. Ушакова. М.: ОГИЗ, 1935. 1562 стб.
  12. Тюпа В. И. Жанровая природа нарративных стратегий // Филологический класс. 2018. № 2(52). С. 19-24.
  13. Чехов А. П. Остров Сахалин. Собрание сочинений. В 12 т. Т. 11. М.: Правда, 1985. С. 39-360.

Интересная статья? Поделись ей с другими: