Теория «Пространственного театра» Армана Гатти. Пьеса «Журавль»

Колесникова Валерия Владимировна – кандидат филологических наук, доцент кафедры Французского языка Московского института (университета) международных отношений.

Аннотация: Статья посвящена анализу пьесы французского драматурга Армана Гатти (1924-2017) «Журавль». Поиски своего языка, новых сценических решений, широкое общественное звучание произведений, их социальная направленность и политическая ангажированность, стремление автора к активизации гражданской позиции зрителей – вот главные идеи, волновавшие драматурга всю его жизнь.

Ключевые слова: Французская драматургия, поиски театрального языка, новые формы выражения и пространственные решения.

В марте 1968 года на сцене университетского театра в Страсбурге Жан Юрстель ставит пьесу Гатти «Журавль». В апреле 1971 года Пьер Дебош и Пьер Лавиль осуществят постановку этой пьесы на сцене театра Амадье в Нантере.

Предыдущая пьеса драматурга «13 солнц улицы Сен-Блез» была последней работой автора на сцене-коробке. В пьесе «Журавль» Гатти вместе с режиссёром решает важную проблему: как преодолеть традиционные рамки сценического пространства, как заменить «фронтальный» театр театром «пространственным», чтобы свободно перемещать действие спектакля в различные места театрального зала. Этот новый театр, по мнению драматурга, сможет наилучшим образом решить и другую проблему – включить зрителя в театральное действие. «Современная театральная архитектура,- говорил Гатти в выступлении по французскому телевидению 16 июня 1967 года, - не подходит для нашего театра. Мы вынуждены прибегать к полумерам с помощью света, разделения сцены надвое или по диагонали, системе симультанного действия… Нам необходимо пространства более протяжённые, широкие и разнообразные» [1].

Помещение театра представляло собой огромный зал, в разных концах которого были расположены помосты, соединённые пересекающимися переходами. Зрители помещались в ячейках, образуемых пересечениями, оказываясь в самом центре пространства, на котором происходило действие.

Пьеса «Журавль» создавалась примерно в то же время, что и «13 солнц улицы Сен-Блез», у этой пьесы та же задача, сформулированная автором коротко: «найти язык» [2], т.е. поиски новых форм выражения. И в этой пьесе есть своё солнце, но солнце второй атомной бомбы, взорвавшейся над Нагасаки. Солнце атомного взрыва является лейтмотивом всего произведения, освещающим происходящие в пьесе события и все персонажи.

Ими являются члены группы добровольцев, которые участвуют в расчистке улиц Нагасаки после атомной бомбардировки. Каждый из членов группы «удваивается» - с одной стороны отождествляя себя с каким-то предметом, найденным при расчистке; с другой стороны – с тем человеком, которому принадлежал этот предмет. Например, Томико отождествляет себя с чайником и той, кого «порождает» этот предмет- его хозяйкой. И так для каждого из членов этой группы. В предисловии к пьесе автор подробно объясняет, как это должно выражаться сценически: на скользящих панно находятся большие вырезанные силуэты. За ними – персонажи. «Когда персонаж, которому принадлежит предмет, выражается изнутри (т.е. «из» предмета), слово принадлежит предмету. Когда персонаж выходит из ниши (…) он выражает себя уже как персонаж. Может быть и так, что некоторые из них начинают фразу как предмет, а заканчивают её как персонаж и наоборот» [3].

В пьесе два центральных героя. Одним является девочка Ойянаги (в первоначальном варианте пьесы, которая называлась «Тысячный журавлик» её образ был главным). Веря в старинное японское предание о том, что сделав 1000 журавликов из бумаги, больной «атомной болезнью» победит смерть, она умирает, успев сделать лишь 703 журавлика. Дорабатывая пьесу, драматург выдвигает на первый план другой персонаж. Им становится Энемон – демобилизованный японский солдат, который в момент атомного взрыва находился далеко от родного города, в Малайзии и вернулся в Нагасаки уже после трагедии.

Ойянаги близка и понятна всем персонажам пьесы, «она всем им дочь»: они вместе пережили ужасное событие, вместе надеялись на её выздоровление, в течение долгих недель жили общей верой в « тысячного журавлика » и эта вера объединяла их, давала им надежду: «Журавлики, которые висели над кроватью Ойянаги, были не просто кусочками бумаги. Они были единым фронтом против отчаяния». [4].

Но чуда не произошло. Девочка умерла. Её смерть лишила всех веры, надежды, мужества.

Энемон же воспринимается всеми как чужестранец, пришелец с иной планеты, который не понимает и не хочет принимать их отношения к случившемуся. Именно он становится носителем драматического конфликта пьесы, пытаясь противопоставить настроениям «покорности судьбе», «невмешательства» и «непротивления» жертв атомной бомбы свою решимость бороться за новую жизнь.

Если образ Ойянаги передаёт ужасное настоящее и обращён в прошлое, то образ Энемона делает эту пьесу открытой в будущее. Энемон пытается убедить всех, что как бы ни было ужасно настоящее, только упорная, кропотливая каждодневная работа может дать силу пережить поверить в возможность новой жизни. Никому не обещая скорого земного рая, призывая терпеливо трудиться ради будущего, он признаётся, что и для него жизнь началась по-настоящему только здесь, в Нагасаки, только здесь он увидел «печать новой эры» [5].

И хотя в финале пьесы Энемон уезжает из Нагасаки, он оставляет после себя главное – веру людей в себя, надежду на будущее. Он становится для всех тем самым спасительным «тысячным» журавликом.

В построении пьесы – любимая схема Гатти: человек –жертва (члены группы добровольцев и Ойянаги), человек – борец (Энемон), и тот, кто не становится ни на одну сторону баррикады. Подобное распределение персонажей не раз встречалось в предыдущих пьесах автора. Вот почему наряду с Ойянаги и Энемоном образ Айясаки чрезвычайно важен для понимания пьесы. Айясаки – американка японского происхождения, секретарь «Комиссии по расследованию ущерба, нанесённого атомной бомбой». Она находится в Нагасаки для оказания «помощи» пострадавшим от взрыва, занимается, в частности, распределением среди них телевизоров.

Бросая гневное обвинение американскому империализму, Гатти вновь демонстрирует своё умение одной точной деталью, одной цитатой вскрыть всё лицемерие и лживость тех, кто сначала, не задумываясь, уничтожает миллионы людей, а затем «проливает крокодильи слёзы» над жертвами и демонстрирует им свою любовь и дружбу. Автор не случайно подчёркивает двойную национальную принадлежность Айясаки. Пытаясь примирить непримиримое – агрессора и жертву, она чувствует себя чужой и в Японии, и в США. Ей не удаётся ни оправдать действия американцев, ни помочь жертвам атомной бомбы. Сознавая это, Айясаки кончает жизнь самоубийством.

Образ Айясаки имел реальный прототип. Гатти писал в предисловии к пьесе, что образ этот возник после того, как он прочёл краткое сообщение печатного агентства АНСА о добровольном самосожжении молодой буддистки Хироко Айясаки – американки японского происхождения, служащей одного из государственных предприятий. Этим актом 36-летняя американка выразила свой протест против милитаристской политики США. Эта заметка полностью приводится в тексте пьесы. Гатти даже сохранил имя девушки.

Пьеса полна веры в победу тех, кто борется, кто выступает против смирения и покорности. Она заканчивается ожиданием тайфуна, который сметёт руины прошлого и даст возможность дышать свежим воздухом. Убеждением и верой полны слова Томико в финале о том, что журавлики не могут погибнуть: «Семь раз упавшие на землю, они всё равно поднимутся в небо восьмой раз!» [6].

Список литературы

  1. Gozlan G. et Pays J.-L. Gatti aujourd'hui. Paris, 1970, p.226.
  2. les Lettres françaises. 1971, 14 avril, p.13.
  3. Gatti A. La cigogne. Paris, 1971, p.8-9.
  4. Ibid., p.59.
  5. Ibid., p.78.
  6. Ibid., p.124.