Жданова Ольга Александровна – бакалавр факультета Международных отношений Казанского федерального университета.
Мухаметнабиева Дилара Ринатовна – бакалавр факультета Международных отношений Казанского федерального университета.
Аннотация: Обезличивание автором произведения действующих лиц позволяет деиндивидуализировать опыт и сделать его универсальным для читателя.
Ключевые слова: Обезличивание персонажей, деиндивидуализация опыта, универсализация опыта, самопроекция читателя.
Зачастую при чтении литературы мы невольно проецируем поступки героя на собственные действия в аналогичной ситуации. Думаем: “Как бы поступил я?”. Такая вовлеченность читателя во многом создается стилистическими решениями автора, подталкивающего к подобным играм воображения. Один из способов инициировать процесс самосравнения – намеренное опущение характерного описания внешности или, в крайней форме, даже обезличивание активно действующих лиц.
Это и происходит в рассказе Мур. Антураж событий далек от повседневного повествования, хоть и не затрагивает чего-либо, что не может произойти в реальной жизни.
Героиня – просто Мать – вынуждена столкнуться с серьезной проблемой. Однажды она замечает пятно крови на подгузнике Малыша и задается вопросом: откуда оно могло взяться? В растерянности она все же решила позвонить в больницу. После посещения врачей она узнает, что у ее ребенка опухоль Вильмса (рак почки) на ранней стадии, нужна операция. Во время этих визитов Мама пытается абстрагироваться от ситуации, подбирает оправдания случившемуся: норовит найти историю выздоровления в своей семье; услышав название болезни, фокусируется на его правописании, а не на том, что за ним стоит и что это значит для ее ребенка. Хирург утверждает, что это точный диагноз и говорит, что после операции нужно пройти курс химиотерапии. Эта новость приводит главную героиню в ужас. В конце концов она начинает винить себя в случившемся. Она слишком много шутила до его рождения, разговаривала с ним в уменьшительно-ласкательной форме, давала ему поиграть с пылесосом. Ее реакции – наиболее естественный путь неприятия ситуации, когда она необычайно тяжела.
Когда Муж возвращается с работы, после ее сообщения они обсуждают один важный вопрос: деньги. При обсуждении поиска средств, необходимых для лечения ребенка ей очень сложно свыкнуться с реальностью. У нее нет конкретного плана. Идея найти деньги на операцию для нее равноценна идее найти деньги на новую покупку. Идея начать писать ради заработка не художественную литературу все еще встречает сопротивление. До самого похода к Онкологу они оба будут свыкаться с мыслью, что именно их Малышу придется пройти через множество операций, чтобы выжить.
Местом принятия, хоть и не сразу, становится больница. Поначалу Мать все еще отрешена от ситуации, в которой она оказалась, и не желает считать себя ее частью. Она пытается отшутиться при обсуждении предстоящей операции. Рассуждая о типичном родителе из коридора детской онкологии, Мать упорно не желает становится одним из них. Одним из них – этих смиренных персонажей в домашних штанах. Все еще не отпускает мысль о том, что можно сбежать – и проблемы как не бывало. Тем не менее принятие положения приходит, и она становится частью этой массы родителей, которые, вероятно, прошли тот же путь, что и она. И в ночь перед операцией Мать надевает домашние штаны, окончательно становясь родителем из коридора детской онкологии.
День операции - самый яркий эпизод рассказа и верх осознания ее положения Матерью. Она смотрит видеокассету от Социального работника о подготовке к операции. Именно она вызывается быть рядом с Малышом, пока тот не уснет от наркоза. Реальность оказалась намного хуже, чем она могла себе представить. Это не значит, что она готова к происходящему (после процедуры, уже в коридоре она разрыдалась и сказала Социальному Работнику – “я никогда этого не забуду, это было бесчеловечно”), но безвозвратно становится частью этого процесса. Любая попытка вернуть ее в реальность неболезни ее Малыша рассматривается как сюрреалистичная и нереальная. Когда Онколог просит ее поговорить наедине, она моментально ожидает плохих новостей об операции. Отсюда ее непонимание, когда Врач просит об автографе, и ее реальность писательницы врывается в реальность родителя из коридора детской онкологии.
После успешной операции и возможности не проходить через химиотерапию Мать пытается как можно скорее отдалить себя от больничной реальности, которую недавно еще силилась принять. Она выбирает путь волнения ради того, чтобы не оставить последующую жизнь ее семьи в тисках похожих коридоров, в компании похожих людей, с похожими страшными историями. Даже на комментарий Мужа о том, что он рад поддержке в виде других родителей, она сообщает, что уже не желает оставаться их частью – “давай-ка выберемся отсюда, но не в одной с ними лодке”.
Благодаря стилю повествования Писательницы, отсутствию имени и описанию внешности главной героини истории мы можем почувствовать себя на ее месте. А намеренная безликость позволяет читателю почувствовать себя на ее месте.
Отец истории, или, как видит его рассказчица, Муж, представляет собой собирательный образ человека, который, попадая в сложную жизненную ситуацию, единственно исполнимым решением видит рациональность и последовательность. Получив новость от супруги и вернувшись домой, просит: записывать траты, документировать процесс, рассчитать возможные варианты заработка. Он звонит в страховую компанию. Он пытается вместить катастрофическую реальность в пошаговую инструкцию и набор услуг, возможных к приобретению. “Как за покупками сходить”, – думает Мать.
Подобный подход не умаляет его чувств или потрясения. Он лишь отражает распространенный путь, которым выбирают пойти люди, стоя перед лицом страшного события, к решению которого неизбежно необходимо приступить. И Муж позволяет себе один серьезный эмоциональный всплеск при осознании совершенной неподготовленности к подобному сценарию – и вымещает досаду и раздражение на книгах по воспитанию. Как смеют они давать советы “Чего ожидать”, если и страницы не посвящают предстоящей его сыну химиотерапии. “Где главы про катетер или почечную саркому?” – возмущается он, скидывая на пол содержимое полок. Его гнев вызван отсутствием хоть сколько-нибудь приемлемого мануала, который будет приложен к мельчайшей безделушке из супермаркета, но не к реальности, где на кон поставлена жизнь его ребенка.
Подход Мужа ко всем последующим событиям связан со стремлением восстановить видимость контроля: он спокоен во время обсуждения операции с хирургом, но не может высидеть пока она идет (предлагая сходить за кофе просто потому, что это способ скоротать время, когда ничто не зависит ни от одного из его действий). При ожидании результатов не может найти себе места, мельтешит и вызывается сбегать в кафетерий, выбирая простой алгоритм выполнения прямого поручения для мгновенной гратификации.
Последовательность его действий продиктована желанием быть полезным хотя бы в тех мелочах, которые еще возможно встроить в регулируемую систему. А также создать в ненормальности происходящего видимую нормальность – прием, к которому зачастую прибегают многие в моменты перебоев обыденного порядка вещей.
Врачи истории – вынужденные антигерои. Они - необходимое представление типажа, с которым неизбежно сталкивается человек в тяжелой ситуации, стороннего помощника, близко не тронутого волной накрывшей трагедии. В отличие от вовлеченных постоянно родителей, общим целым с которыми Мать стала, пройдя через опыт, они не близкая часть трагедии героини, лишь ее периферия. Врачи не затронуты напрямую происходящим, они невольные участники разворачивающейся реальности.
Профессиональная деятельность и неновость происходящего позволяет им быть в меру непричастными. Рентгенолог шутит про смерть, хотя и не делает это с намерением навредить – лишь поддается комфортному, распространенному для своей сферы языку. Хирург (“с типичным загаром игрока в гольф”, подмечает Мать) деловито расписывает болезнь – совершенно огорошившая Мать, но тривиальную для него, не давая ей предаваться утешающему обману о возможной ошибке. Онколог вырывает героиню вновь из только что установившегося понимания ситуации, попросив неожиданно об автографе – ему и в голову не приходит, что после операции Малыша просьба переговорить наедине не находит места в новопринятом осознании мира Матери.
Их отвлеченные действия и реплики не несут в себе дурных помыслов, а лишь являются тем, с чем неизбежно приходится сталкиваться в похожих ситуациях.
Дополнительный фон истории задают и Медсестры. Первый раз они появляются во время прихода главных героев в больницу. Несмотря на то, что имена некоторых медсестер известны (главная героиня перечисляет возможные варианты имени одной медсестры), в целом они безлики. Общее представление о них раскрывается с помощью их действий. Обычно это реплики и поступки, лишенные эмоционального окраса. Во время анестезии медсестры были рядом с Матерью и Ребенком. Они четко выполняли свою работу и не отвлекались на эмоциональное состояние Героини (“Положите ребенка на стол”, “Скажите ему, что все хорошо”). Это характеризует их как людей, в первую очередь выполняющих свою работу. Еще одним подтверждением служит эпизод, произошедший ночью после операции. Пришедшая в палату медсестра не стала успокаивать героиню, а спокойным (“раздражающе-фармацевтическим”) тоном спросила, что случилось, а потом позвала лечащего врача.
К этому типу персонажей относится и Социальный Работник. Он появляется перед операцией и дает Матери кассету, где записано, как будет происходить анестезия. Эту же кассету он дает всем. Универсальный помощник универсальной трагедии. Этот персонаж также не склонен к проявлению эмоций. Вместо них набор стандартных вопросов: “Вы посмотрели кассету?”, “У вас есть еще вопросы?”, “Как все прошло?”. Такому человеку Героиня и не хочет что-либо говорить и поэтому, плача после анестезии своего Малыша, она отклоняет помощь Работника и уходит к Мужу.
Подобная презентация персонажей позволяет деиндивидуализировать опыт и сделать его универсальным для читателя. История есть копилка образов и манер поведения, возможных в сложившемся контексте, и есть копилка сценариев поведения людей – people like that are only people here.
Список литературы