Принципы и правила воспитания в институтах благородных девиц по мемуарам и воспоминаниям воспитанниц

Садовская Ярослава Романовна – студентка магистратуры Исторического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

Аннотация: На основе анализа научной литературы, мемуаров и воспоминаний учениц институтов благородных девиц в данной статье рассматриваются принципы и правила, которые сформировались в женских учебных заведениях. По замыслу Екатерины воспитать, создать человека «новой пароды» возможно, только если с ранних лет он будет находиться в соответствующей обстановке. И немаловажный факт, что и женщины, хотя и не включенные в систему государственной службы, должны быть воспитаны в духе Просвещения, дабы своим правильным поведением, общением и воспитанием нового поколения созидать общество на просвещенческих началах. Целью данной статьи является воссоздание принципов и правил воспитания и образования женских институтов, которые и формировали достойных и благородных женщин, способных к просвещению и распространению фундаментального знания.

Ключевые слова: Институт благородных девиц, женское образование, система воспитания.

Женские институты существовали в имперской России свыше 150 лет и были учебными заведениями закрытого типа. Многое о жизни института, о его подноготной мы узнаем именно из мемуаров и воспоминаний, оставленных некогда учившимися там девушками. Но здесь следует оговориться: важно иметь в виду, что у каждого человека личный опыт индивидуален и оригинален, и его мировосприятие и отношение к различным ситуациям зависит от многих обстоятельств и факторов. Да, самым главным объектом описания во взятых источниках является женский институт и его различные стороны жизни, но время описания, историческая эпоха и города, в котором находится институт, разные, и, что немаловажно, семейная ситуация, семейное положение до института и во время обучения в нем – тоже влияющие факторы. Так мы увидим, что о каких-то вещах мемуаристки приходят к одним выводам, а о каких-то - их слова диаметрально противоположны или, по крайне мере, расходятся.

После изучения источников приходишь к мысли, что все мемуаристки отмечают, так или иначе, одну общую вещь - это порядок. Порядок во всем и везде: порядок в помещении, ничем не нарушаемый распорядок дня, установленный порядок отношений. Из воспоминаний создается впечатление, что слово «порядок» есть своеобразный синоним к слову «женский институт». Этот самый «порядок» был одной из основ всей жизни института и его обитателей [5, с. 35].

Такое внимание порядку уделялось потому, что в институт отдавались девочки с детского возраста (в екатерининскую эпоху с шести, позднее с девяти) на определенное количество лет. Здесь они находились почти все время, а из Смольного института не уезжали даже на каникулы.

Все начиналось с того, что девочку забирали из семьи, и по признанию Анны Энгельгардт: «Институт, со всем его миросозерцанием, встал перед ней как авторитет и неумолимо подтачивал авторитет семьи» [9, с. 208 – 209]. Приезжая на долгие годы в институт, девочка лишалась домашнего уюта, тепла и ласки, которые заменялись ей суровой дисциплиной, жесткими правилами и регламентированным поведением. «Институтское затворничество смягчается лишь с 1860-х гг., когда стало дозволяться увольнение воспитанниц домой (сначала только на каникулы, а затем и в праздники). Однако до самого своего конца институты в основном сохраняли закрытый характер [1, с. 7].

Важный элемент воспитания в женских пансионах – четкий распорядок дня. Даже в праздничные дни распорядок дня был определен. В будние дни девочек будили в шесть утра, они умывались, одевались, приводили себя в порядок, затем классная дама осматривала их туалет, и они шли на общую утреннюю молитву, которая проходила в здании института. После молитвы девочки завтракали и шли на уроки, которые продолжались до 12 часов дня. Потом обедали и до двух часов или гуляли под надзором классных дам, или сидели в своих комнатах. Затем с двух часов опять начинались занятия в классах. В восемь часов ужинали и после него готовились ко сну. И так изо дня в день. Вся жизнь в институтах протекала под звон колокольчика: «Вся институтская жизнь распределилась по звонку <…> звонок определял все минуты жизни воспитанниц, служил указателем, что делать, что думать» [2, с. 243]. Интересно, что большинство институток признаются, что самым сложным испытанием в этом порядке был ранний подъем.

Что касаемо уроков, то здесь важно сказать, что образование было по большей части гуманитарным и не было специализированным, а давало общие знания широкого профиля. В учебную программу младших классов входили такие предметы, как Закон Божий, чтение и письмо на русском, французский и немецкий языки, арифметика, природоведение, рисование, танцы, уроки музыки и рукоделие. С возрастом набор предметов расширялся: добавлялись литература (как на русском, так и на иностранных языках), алгебра, геометрия, история, физика, география.

Особое внимание уделялось французскому и немецкому языкам, на которых девочки общались между собой, с начальством и классными дамами. Это все делалось «для того чтобы лучше подготовить своих воспитанниц к будущей роли гувернантки», и поэтому «институтскому начальству следовало обратить серьезное внимание на предметы, особенно востребованные при обучении дворянских детей, прежде всего - музыку и французский язык» [9, с. 142]. Многое, конечно, зависело от преподавателей, но в целом стоит отметить, что девочек приучали к умственной работе, прилежанию, усидчивости и приобщали их к труду. Так, воспитанница Смольного вспоминает: «Благодаря стараниям и размышлениям, я стала до того строга к себе, что, чем более меня отличали, тем старательнее становилась я, желая усовершенствоваться и сохранить общее расположение» [6, с. 8].

Все это проходило в довольно суровых условиях: пища была весьма скудна и однообразна, да и в помещениях бывало очень холодно, а девочек заставляли на уроках сидеть в платьях с открытыми плечами. Описание этого мы можем найти почти у всех институток, но мы приведем наиболее яркие воспоминания Водовозовой Е.Н.: «трудно себе представить, какую спартанскую жизнь мы вели, как неприветна, неуютна была окружающая нас обстановка. Особенно тяжело было ложиться спать. Холод, всюду преследовавший нас и к которому мы с таким трудом привыкали» [2, с. 242]. Также она пишет, что «кроме раннего вставания и холода воспитанниц удручал и голод, от которого они вечно страдали. Трудно представить, до чего малопитательна была наша пища» [2, с. 245]. Помимо строгого режима дня, девушкам было предписано беспрекословно подчиняться старшим, вести себя тихо, словом не нарушать «порядок». За нарушение порядка – выговор, замечание или наказание. «…выговоры и замечания слышали мы в изобилии от инспектрис, классных дам и пепиньерок и иногда за такие пустяки, о которых не стоило и говорить, что только озлобляло виновную, а не исправляло ее» [7, с. 115]. Самый главный принцип наказания в институтах – застыдить провинившуюся прилюдно: заставить стоять в столовой во время обеда за то, что болтала в неположенном месте, или надеть специально вырезанный из картона язык на девочку, если та разговаривала не на французском и немецком в назначенный для этого день, а на русском. Но самое тяжелое наказание – это лишиться свидания с приехавшими родственниками. «Не пойдешь на прием» — воспринималось как настоящее горе» [4, с. 411]. А ведь родственники были самыми долгожданными гостями в институте для воспитанниц, их визит был лучиком света доброты из внешнего мира. «Это были дни и часы тепла и радостного возбуждения» [4, с. 426]. Среди воспоминаний институток нам не встретилось ни одного упоминания о телесных наказаниях воспитанниц, однако некоторую информацию об их применении мы все же находим в монографии Лихачевой Е.И.: «до рукоприкладства, а тем более до сечения воспитанниц, допущенного в женских институтах при Марии Федоровне, дело все же доходило довольно редко» [3, с. 226]. Ко всему этому надо прибавить и тот формализм в отношениях, к которому приучали девушек: показать чувства или эмоции считалось невоспитанностью, их учили достойно держаться в обществе, соблюдать все правила этикета и правила приличия.

Девочки, оказавшиеся в институтских стенах, долго не видели не только своих родных и близких, но и белый свет, и росли в специально созданной замкнутой и закрытой обстановке. Такая обстановка создавалась для того, чтобы в этом самом «закрытом, замкнутом, обособленном от жизни монастыре» [9, с. 131] воспитать достойного человека в порядке и дисциплине, на котором не отразятся все пороки внешнего мира.

Из мемуаров видно, что эта степень замкнутости, отчужденности от мира была разной. Так, Стерлигова посвящает множество строк тому, как их вывозили в Зимний дворец, где она лично встречалась с царем, императрицей и высокопоставленными особами. Годы ее обучения совпали с годами Крымской войны, и из ее воспоминаний видно, что им каждый день читали газеты и девочки были осведомлены о текущем ходе событий [7, с. 116].

Однако Водовозова Е.Н. рисует иную картину: «за высокие стены ее заколдованного замка не долетело ни одного человеческого стона, ни малейшего сведения не доходило до нее о каком-нибудь общественном движении, и вообще решительно ничего не знала о положении своей родины, о ее несчастиях и надеждах» [2, с. 308].

Как бы то ни было, но общество часто воспитывает себя само, и тут можно говорить про самовоспитание внутри коллектива девочек. А девочки, находившиеся каждый день с себе подобными учились выживать в непростых условиях вместе, учились взаимопомощи и выручке. Утром они помогали друг другу одеваться, более способные девочки объясняли уроки тем, кто не понял, делились между собой гостинцами, привезенными родственниками. И тут Анна Энгельгардт видит в этом свою особенность в институтском образовании в отличие от семейного: «товарищество», как обозначают это мемуаристки, вселяло «в ребенка понятие о гражданстве, если так можно выразиться, чего семейное образование не в состоянии развить» [9, с. 179].

Следует отметить, что в институтах учились девочки разного материального и статусного положения и здесь встает вопрос об отношении к бедности, бедной семье и родственникам – тут опять можно увидеть разные картины. Энгельгардт пишет, что они сами не различали между собой ни бедных, ни богатых, и смеяться над бедностью или простотой чужих родственников было невозможно: «Всякая насмешка над чьим-нибудь родственником или родственницей, всякий намек, хотя бы самый отдаленный, на бедность, смешные манеры, жалкий костюм родственников не допускались, считались чудовищностью и вызывали целую бурю со стороны товарищества» [9, с. 173].

В то же самое время у Водовозовой картина иная. Во времена ее пребывания в Смольном бедность презиралась и считалась пороком. Она пишет, что такой тон задало ее начальство, которое в ее мемуарах представляется очень подлым и циничным. В итоге, все это развивало двуличность: «Даже в самую откровенную минуту с наиболее любимыми подругами я никогда никому ни единым словом не проговорилась о тяжелом материальном положении моей семьи. Посещение меня богатыми родственниками сильно помогало мне сбивать с толку окружающих насчет моего материального положения, но, конечно, потому только, что классные дамы и подруги судили о достатке людей по внешности, не имея представления о взаимных отношениях» [2, с. 273].

Жизнь девочек всячески контролировалась: их внешний вид осматривали утром, они всегда ходили строем, по парам, девочка практически никогда не оставалась одна и не могла у себя иметь денег – ее деньги находились у классных дам, их письма к родственникам и от них прочитывались начальством – словом, контролировали все стороны внешней жизни.

Так следует отметить, что в женских институтах немалую долю в воспитании играла и религия: это обязательное соблюдение постов и постных дней, посещение служб по субботам и воскресеньям, исповедь, причащение и уроки закона Божия. Так, религия должна была служить одной из нравственных основ мировоззрения девочки, должна была воспитывать ей нравственность и стойкость духа. Однако для некоторых девочек, соблюдение правил было только обязанностью, и они не чувствовали того религиозного подъема при их выполнении: « Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что религиозная стихия мало владела нашими умами и нашими душами. В воспоминаниях об институте другие стороны нашего быта, наших впечатлений — нашей жизни ярче, сильнее выступают в моей памяти» [4, с. 473]. Фигнер отмечала рвение воспитательниц, которые заставляли наизусть заучивать молитвы и вызывало только непонимание со стороны девушек. Сама В.Н. стала убеждённой атеисткой, вынеся, однако, из Евангелия «некоторые принципы», такие, как «отдача себя всецело раз избранной цели» и «другие высшие моральные ценности» [8, с. 168], которые она впоследствии увязала именно с революционной работой.

Мемуары, взятые для исследования, описывают распорядок жизни, эмоциональную атмосферу в институтах, где всячески старались не только регламентировать жизнь воспитанниц, но и насаждать идеи благочестивости, восходящей к триаде С.С. Уварова «православие, самодержавие, народность». Изучив их, можно с полной уверенностью сказать, что институтский распорядок дня, традиции, нравы и обычаи сохранялись во все времена и оказали огромное влияние на воспитанниц. С другой стороны, во второй половине века сильно оказывается, пусть и ограниченное, внешнее влияние, отход от православных ценностей.

Таким образом, женский институт, если так можно выразиться, представлял собой светский монастырь, со своими собственными канонами и уставом. В воспитанниц закладывали идеи внутренней и внешней чистоты, стремились воспитать любовь к порядку и труду, а также смирение, терпеливость и умение по-светски держать себя в обществе. Все это воспитывалось в строжайшей дисциплине, неукоснительности повседневного расписания, и закрытости институтской жизни.

Список литературы

  1. Белоусов А.Ф. Институтки. // Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М.: Новое литературное обозрение, 576 с.
  2. Водовозова Е.Н. На заре жизни // Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М.: Новое литературное обозрение, 576 с.
  3. Лихачева Е.И. Материалы для истории женского образования в России (1086-1856). СПб.: тип. М.М. Стасюлевича, 1899. 887 с.
  4. Морозова Т.Г. В институте благородных девиц // Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М.: Новое литературное обозрение, 576 с.
  5. Пономарева В.В. Ведомство императрицы. Свой. 2013. № 62, С. 34-39.
  6. Пономарева В.В. Программа социализации воспитанниц в женских институтах Мариинского ведомства (конец XIX — начало ХХ в.). Вестник Московского университета. Серия 8: История, издательство Изд-во Моск. ун-та (М.), 2013. № 5, С. 3-17.
  7. Стерлигова А.В. Воспоминания // Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М.: Новое лит.обозрение, 576 с.
  8. Фигнер В.Н. Из воспоминаний «Запечатленный труд» // Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц. / Под ред. Г.Г. Мартынова. М., 2012.
  9. Энгельгардт А.Н. Очерки институтской жизни былого времени // Институтки: Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М.: Новое литературное обозрение, 576 с.

Интересная статья? Поделись ей с другими: