УДК 1
Белоусов Павел Алексеевич – кандидат философских наук, доцент Владимирского государственного университета.
Аннотация: В статье рассматривается феномен христианской любви с культурно-исторической точки зрения с целью прояснения антропологических предпосылок нравственно-гуманистической сущности высшего идеального человеческого чувства, каким является подлинная христианская любовь. Опыт исторического христианства открывает всю драматичность реализации заповеди любви в повседневном поведении и жизненной практики верующих во Христа. При всей трудности богоуподобления в любви к ближним и дальним это чувство возвышает человека над его животным эгоизмом, сохраняет в нем человечность в ее значении. Как универсальное духовное чувство любовь объединяет людей независимо от религиозной веры, ее можно и нужно формировать в душе человека воспитанием и социальной практикой.
Ключевые слова: Любовь, христианство, сострадание, бескорыстие, вера, надежда, эгоизм, альтруизм, духовность.
Чувство духовной любви является одним из высших признаков «человечности» человека и выступает в качестве критерия оценки личностного развития индивида, его соответствия духовно-нравственному идеалу. И религиозная и светская мораль связывают любовь с бескорыстием, жертвенностью, смирением, терпением, самосовершенствованием, т.е. со всем тем, что преодолевает, сдерживает, побеждает природный эгоизм человека и придает высокое содержание его жизни. Различные коннотации слова «любовь», прилагаемые к утилитарной стороне человеческой жизнедеятельности (любовь к деньгам, богатству, славе, комфорту, праздности, успеху и т.д.), противоречат истинному смыслу глубокого и сложного переживания, каким является духовная любовь. В контексте материальных потребностей людей синонимом выражения любви становятся страсти, желания, вожделения и другие психологические состояния индивида, отражающие эгоцентрические установки, которые приводят к разобщению и конфликтам в человеческом сообществе. Любовь в нравственно-гуманистическом смысле ориентирует человека на самоценное приобщение к различным сторонам жизни (людям, родине, народу, достижениям культуры, миру идей, природе, истории, святыням); через любовь происходит преодоление отчуждения человека от другого человека, снимается односторонность отношений к миру.
Человек, несущий в себе образ Божий, должен любить Бога и любого человека (ближнего и дальнего) без каких-либо условий в силу того, что изначально «адамов человек» трансцендентно наделен особым достоинством, обязывающим всех поврежденных первородным грехом потомков Адама и Евы бороться с собой (со своими искушениями, грехами, сомнениями) ради спасения души. Любовь выступает одновременно и целью (человек через любовь уподобляется Богочеловеку - Христу) и средством преодоления «нестроения» (дисгармонии) в собственном существе и в отношениях между людьми. Христианин не может считать себя безгрешным на всем протяжении конечной земной жизни, как бы праведно он ни жил. Надежда на спасение сопрягается с постоянным сомнением в возможности противостоять собственными силами греху без Божьей благодати. Духовная любовь к Богу поддерживает надежду на спасение и открывает путь к сочувственному, деятельному отношению к миру через реальную любовь к живым людям и неприятию власти зла, источником которого признается своеволие, эгоизм, самолюбие. Преодоление своеволия связывается в христианской морали с самопознанием, ведущим к самосовершенствованию, то есть обретению способности души («сердца») к страданию за нравственную истину, живым воплощением которой является Сын Божий - Христос. Личность Христа для христианина благодатна, с верой в Богочеловека он поднимается над собой, духовно исцеляется и нравственно возрастает в меру сил, получаемых им от источника благодати.
Способность к бескорыстной, сострадательной любви как божественный дар, раскрывается через благодать от Духа Святого, подвигающую душу верующего к самосовершенствованию - к собиранию в себе разрозненных сущностных сил (плоти, души, духа) в нравственное единство, средоточием которого становится любовь к Богу и человеку. Истинно христианский смысл заповеди любви проявляется в Новозаветном учении Иисуса, в Ветхом завете моральные принципы определяются этикой Закона (Декалог Моисея). Законы запрещают злые мысли, чувства и поступки, учитываю меру ответного действия, поэтому они похожи на правовые законоуложения («не убивай», «не прелюбодействуй» и т.д.). Законами предполагается обособленность, разобщенность между людьми, внутреннее непризнание ими друг друга, в то время как любовью утверждается единство, при котором запрещаемое законом оказывается просто невозможным. «Любовь делает законы излишними ... Иисус любит и праведных и грешных. Однако он грешных любит не потому, что они грешники, но потому, что они есть, то есть он не оценивает. Любовь - агапэ не предполагает оценки меры достоинства и праведности, и в этом смысле любовь-агапэ безоценочна и немотивирована... Агапэ не признает ценность, но создает ее. Через любовь и расположение Иисуса грешники обретают достоинство». [1, С.50, 53-54]. Искренняя и открытая любовь Бога ко всем людям задает образец терпимости и смирения в отношениях друг к другу и определяет благоговейное обращение человека в его любви к Спасителю. Через любовь к другому человеку проверяется и проявляется подлинность любви к Богочеловеку.
В любви все другое возможные дары наполняются безусловным гуманным смыслом, претворяются в конкретные поступки. Любовь укрепляет веру и вселяет надежду, вместе эти три ценности образуют духовную полноту нравственной жизни христианина, защищающую и врачующую душу от возможных проявлений недобрых чувств и мыслей как побудителей злых деяний, на упреждение которых были направлены негативные заповеди Декалога Моисея.
Евангельская заповедь любви становится «царским законом», она воплощает в себе все другие известные моральные законы. Наибольшую силу она проявляет в частной заповеди любви к врагам, произнесенной Христом в Нагорной проповеди: «Вы слышали, что сказано: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас» (Мф 56: 43-44). Заповедь любви к врагам проясняется и конкретизируется в заповеди непротивления злу силой: за зло нельзя воздавать злом, а нужно воздавать добром, относиться ко всем с любовью, чем побеждается зло в самом любящем. Милосердная любовь к Богу предопределяет способность любить другого и других. «Она не вытекает из личной симпатии или восхищения другим. В ней актуализируется доброта человека, содержащаяся в его душе и до встречи с данным конкретным человеком. При этом в интенциональной обращенности к ближнему любимым оказывается именно ближний с его конкретными проблемами» [2, С.38]. Любящий человек самоосуществляется в другом, других и через другого и других, испытывая мир в душе и счастье от того, что он отдает и что получает.
С практической точки зрения важно понять собственно человеческие истоки «духовной телесности», т.е. возможности выводимости совершенной любви из двойственной природы человека, из естественно-плотского основания - половой любви. Русский религиозный философ 19 века Вл. Соловьев в статье «Смысл любви» доказывал, что духовная любовь может развиваться в человеке из одного источника психической энергии, каким является сила души.
Идеальность любви взращивается собственного усилиями любящего: «для начала достаточно пассивной восприимчивости чувства, но затем необходима деятельная вера, нравственный подвиг и труд, чтобы удержать за собой, укрепить и развить этот дар светлой и творческой любви, чтобы посредством него воплотить в себе и другом образ Божий, чтобы мы силой истинной веры, действующего воображения и реального творчества преобразовали по этому истинному образцу не соответствующую ему действительность, воплотили его в реальном явлении» [13, С.150].
Идеализация (возвышение) любовного чувства совпадает с самопреодолением эгоизма, который «заземляет», натурализует любовь и замыкает ее в пределах социальной животности, не способной удержать в себе мистическое начало, скрытое в половой любви. Противодействие понижению любви до животного смысла происходит в актах религиозной веры, подчиняющей душевно-духовную жизнь человека не игре страстей, а безусловной истинности лучшей «нездешной» действительности.
В теории любви Вл. Соловьева преувеличивается роль полового чувства в восхождении человеческой личности к Богу. «Возможно ли допустить, что люди, не знавшие полового чувства могут совершенствоваться во Христе?, - вопрошает исследователь творчества Вл. Соловьева Евг. Трубецкой. Св. Писание вообще считает девство более совершенным состоянием, чем брак. В самом рассказе Евангелия о рождении Спасителя выразилась мысль о совершенной несовместимости полового соединения с безусловным человеческим совершенством. Но и, помимо этого, всякий верующий христианин инстинктивно чувствует недопустимость, кощунственность сочетания образа Христа и Богоматери с чем-либо похожим на личную половую любовь, хотя бы и в мистическом значении этого слова» [15, С.584].
Божественный эрос не эротичен, то есть он свободен от собственно плотских страстей (вожделений, похоти, жаждой обладания предметом любви, корыстности, себялюбия), так как устремляет душу на наслаждение Богом ради него самого. «Вожделение – это любовь, направленная на тварный мир ради него самого, а чистая любовь имеет своей конечной целью Творца» [3, с.86].
В отличие от язычества христианство поднимает любовное чувство на уровень духовной жертвенной любви - агапэ, усмиряющей природно-эгоистическую чувственность в человеке, связанную с естественной стороной жизни. «В восточном христианстве была осознана опасность, с одной стороны, притеснения чувственного эроса, а с другой - внесения его в мистическую практику. Состоялось отделение сфер влияния чувственного и духовного эроса. Первый допускали исключительно в человеческих взаимоотношениях, второй всегда направлялся на Бога» [4, С.58].
По настоящему религиозный человек, - полагает неофрейдист Э. Фромм в работе «Искусство любить»,- если он следует основополагающей идее монотеизма, не просит ничего в своих молитвах, ничего не ждет от Бога, он любит Бога не так, как ребенок любит отца и мать... «Любить Бога означает стремиться к полному развитию способности любить, стремиться к осуществлению того, чем является для него «Бог» [16, С.147].
Критика детского инфантильного отношения к Богу входит в противоречие со словами Христа: «Истинно говорю вам: кто не примет Царства Божия, как дитя, то не войдет в него» [Мк 10:15]. В словах Иисуса следует, видимо, понимать детскость в смысле невинности, нравственной непорочности, непосредственности, искренности, доверчивости и т.д., без чего вера и любовь не будут светлыми и чистыми. Отделить друг от друга оба проявления детскости, скорее всего, невозможно.
Истинная любовь, живущая в сердце верующего, перестраивает намерения, мысли и поступки так, чтобы и самовозвышение личности терпением, воздержанием, послушанием, смирением, добродетельностью сопровождалось духовной радостью, снимающей боязнь, страх перед могуществом природы, социальными обстоятельствами. Духовная любовь укрепляется и углубляется добрыми делами, которые проверяют силу и преданность любви, являясь проявлением бескорыстного служения, гуманного отношения к конкретному человеку, они вырабатывают в душе верующего моральный инстинкт человеколюбия, противодействующий плотским вожделениям и сдерживающий житейский эгоизм в повседневной жизни христианина как социального индивида.
Религия, философия, наука с разных точек зрения объясняют природу и смысл феномена человеческой любви, видя в ней сущностное качество человека как разумно-духовного существа. В связи с развитием антропогенетики, синтетической теории эволюции, социобиологии, нейрофизиологии и других наук наблюдается тенденция к экстраполяции научных методов на изучение моральных, религиозных, эстетических характеристик в человеческом поведении. Новый натурализм пытается выводить все духовные феномены (свобода, вера, любовь, долг, истина, красота) из закономерностей биологической эволюции и антропогенеза.
В отечественной марксистской философии преобладал культурно-деятельный подход к видению человеческой личности, согласно которому в формировании личности культура преобразует природно-генетические основания, присущие индивиду. Обе точки зрения в их диалектическом различии и единстве открывают возможности к более аутентичному и релевантному раскрытию загадки духовности человека.
В природе человека проявляются два равнозначных для выживания вида «человека разумного» начала - эгоизм и альтруизм. Оба начала присущи миру живого уже на дочеловеческом уровне. Любовь вырастает из альтруистических интенций в человеческой природе. «Силы сотрудничества в биологическом плане важнее и существеннее [чем силы антагонистические], писал русско-американский социолог П.Сорокин в книге «Пути и могущество любви». Баланс между альтруистическими тенденциями к сотрудничеству и теми тенденциями, которые ведут к разобщению и способствуют эгоизму [у биологических организмов], сравнительно невелик. Однако в конечном итоге побуждения более альтруистические, направленные на интересы группы оказываются чуть сильнее [ 14, С.106].
Дилемма биологизаторства и социологизаторства, проявляющаяся в человекознании в виде когнитивного маятника уже более ста лет, говорит о сложности понимания генезиса и смыслового содержания душевно - духовной жизни человека, особенно высших эмоций или идеальных чувств, к которым следует отнести любовь [17, С.100-111]. Данные антропогенетики, эволюционной эпистемологии, палеопсихологии говорят об адаптивной направленности психических и физиологических эпифеноменов, сформировавшихся в антропосоциогенезе. С точки зрения эволюционистов природной предпосылкой любви, как идеального (одухотворенного) чувства, выступает генетически детерминированный инстинкт альтруизма (взаимопомощи), который выполняет функцию сохранения культурно-значимых генов в человеческой популяции [7-12].
Натурализм многое проясняет в человеке, но не может доказать постулат о прямой генетической детерминации высших духовных чувств. С позиций культурно-исторического подхода природные задатки в человеке актуализируются не сами по себе, а в результате включения индивида в общественную жизнь, т.е. в деятельность по распредмечиванию-опредмечиванию культурных смыслов.
Духовная любовь как истинно человеческое чувство имеет культурно-символическую природу, но эмпирически она представлена реально в психофизиологической организации живого конкретного человека, а свое содержание, т.е. человечность, любовь получает извне тела, - из культуры, из «мира человека». Эволюционная антропология не обнаруживает кардинальных различий в морфологии и физиологии внешних чувств человека (зрения, слуха) в историческом времени - от первобытности до современности. Биологическая основа всех человеческих чувств потенциально способна репрезентировать разнообразные формы субъективной человеческой чувственности как меры развития сущностных сил родового человека в процессе предметно-деятельного освоения мира. Идеальный характер чувства любви функционально обусловлен продуктивной способностью воображения, с которой связана способность созерцания; обе способности представлены в соответствующих мозговых структурах, имеющих некоторый генетически детерминированный механизм, но наполнение этих структур культурным опытом деятельного созерцания происходит в результате образования и воспитания личности. Способность воображения вместе с памятью лежит в основе всех практических и духовных чувств бескорыстно объединяющих людей как представителей человеческого рода. Культура творит человеческие чувства, закрепляет их в символах, формах деятельности, традициях, нормах, идеалах и т.д. От культуры чувств зависит физическое и психологическое благополучие индивидов и общества в целом. Чем больше людей со зрением «духовными глазами», тем гуманнее общество. Если материальные чувства связаны с эгоистическими потребностями, то идеальные чувства, как правило, самоценны и альтруистичны. «Материальное чувство направлено от предмета. Идеальное, наоборот, на предмет, оно идет изнутри во вне, как иногда говорят, от души. Идеальность чувства связана со снятием материального чувства и вообще материального отношения к миру. И «снятие» здесь означает не прекращение материального чувства, а погружение его в основание совсем иного отношения к миру, нежели просто ощущение. Материальное ощущение здесь становится формой проявления идеального чувства,- любви, ненависти, красоты, возвышенного и т.п. И снятие проявляется в переживании человеком своих чувств. Одно дело - ощущение боли, а совсем другое дело переживание ощущения боли. Этот рефлекс на болевое ощущение и есть уже не ощущение, а чувство. Это уже осознание боли у другого человека. Любить мы можем только другого человека, а любовь к самому себе есть извращение человеческого чувства. Только человек может видеть глазами другого человека, слышать ушами другого человека, а потому и чувствовать, как это ни странно, физическую боль другого человека. Мы ее можем только вообразить. Отсутствие воображения и эмоциональная тупость суть одно и то же. Моя человечность заключается и проявляется в том, что я чувствую чувствами человечества, чувствами человечности» [6, С.136-138].
Идеальная любовь не имеет в человеческом теле определенного органа, подобно органам физиологических (материальных) чувств. Любовь можно отнести к «чувствам-теоретикам», в которых увиденное и услышанное зависит от культурного опыта конкретного человека и степени развития личности, воплощающей общественно-исторические возможности самоосуществления природы человека. Идеальное и витальное в чувстве любви находятся в диалектической взаимосвязи: идеальное существует посредством физиологического, а физиологическое направляется и формируется человеческими целями. В искренности и глубине чувства любви убеждаются по представленности его в антропологических состояниях индивида. «Идеальное духовное чувство есть отношение к другому человеку, которое не просто проявлено, а представлено в таких физических вещах, как слезы, улыбка, жест и т.п. И иначе, чем в наших телесных проявлениях, существовать и быть представленным не может» [5, С.136].
Любовь во всем многообразии ее продуктивных форм является духовно-чувственным феноменом: в ней соединяется телесное и духовное, ум и сердце, воображение и воля. Как культурное чувство любовь исторична, - ее выражение зависит от характера человеческих отношений в обществе. В экономоцентрическом потребительском обществе чувство любви приобретает прагматическую форму по причине доминирования частных интересов, влияющих не только на межчеловеческие отношения, но и на любовь к Богу. Рыночная этика «разумного эгоизма» привязывает нравственность частных лиц к материальным интересам выгоды, реализация которых предполагает сдерживание себялюбия в определенных рамках без самоотречения ради ближнего. Бог для «экономического человека» не становится самоценностью, а любовь к Богу не проявляется в форме безусловного непосредственного идеального чувства. Чаще всего метафизическим мотивом поведения такого человека выступает не совесть, а условный страх наказания в возможном потустороннем мире, в существование которого люди рыночного общества, с их целерациональной установкой на вещное обладание, сомневаются. Протестантизм «приспособил» веру в Бога к идеологии наживы и обогащения под внешне благовидными мотивами спасения души через трудовое призвание и личный успех. Любовь к ближнему лишается практической незаинтересованности и приобретает черты любви к своему, семейно-клановому, групповому индивиду, как человеку полезному, с которым выгодно общаться в сфере меркантильных отношений. Декларация любви к Христу и ближнему в протестантизме имплицитно несет в себе признаки скрытого лицемерия. Русская православная церковь проповедует любовь и милосердие в отношениях людей, осуждая чрезмерный эгоизм в экономическом и бытовом поведении верующих. Проповедь милосердной любви в условиях потребительской идеологии входит в противоречие с рыночными ценностями. Для сдерживания эгоизма церковь и светское государство призваны заботиться о нравственном здоровье человека, пробуждая и укрепляя в нем светлые, добрые качества, объединяющим началом которых выступает продуктивная, созидающая добро любовь.
Список литературы