УДК 8

Образ дороги в рассказе А.П. Чехова «Тоска»: иносказательные смыслы

Ледовская Ксения Алексеевна – магистрант Таганрогского института имени А.П. Чехова (филиала) Ростовского государственного экономического университета (РИНХ).

Научный руководитель Кондратьева Виктория Викторовна – кандидат филологических наук, профессор Таганрогского института имени А.П. Чехова (филиала) Ростовского государственного экономического университета (РИНХ).

Аннотация: Данная статья посвящена анализу одного из самых распространенных как в русской, так и в мировой литературе образов – образу дороги. Рассматривается он в рассказе известнейшего русского писателя и драматурга А.П. Чехова «Тоска». Актуальность обращения к данному произведению и к данному образу продиктована значительностью того места, которое занимает творчество А.П. Чехова в отечественной литературе, а также недостаточной изученность образа дороги в рассказах данного писателя. Автора интересуют не только скрывающиеся в произведении иносказательные смыслы образа дороги, но и их функциональные особенности.

Abstract: This article is devoted to the analysis of one of the most common images in both Russian and world literature – the image of the road. It is considered in the story of the most famous Russian writer and playwright A.P. Chekhov "Tosca". The relevance of the appeal to this work and to this image is dictated by the significance of the place occupied by the work of A.P. Chekhov in Russian literature, as well as the insufficient study of the image of the road in the stories of this writer. The author is interested not only in the allegorical meanings of the image of the road hidden in the work, but also in their functional features.

Ключевые слова: филология, литературоведение, Чехов, рассказ, Тоска, имплицитные смыслы, анализ.

Keywords: philology, literary studies, Chekhov, short story, Longing, implicit meanings, analysis.

Трудно найти произведение, которое не содержит образа дороги в том или ином его варианте. Подтверждение этому можно отыскать как в мифах и сказках, так и в работах поэтов и писателей. Герои сказок, мифов (Одиссей, Тесей и другие), а также Дон Кихот и Санчо Панса, Фауст и Мефистофель, Пантагрюэль, Гулливер, Чайльд Гарольд, Айвенго, Тиль Уленшпигель, Неле и Ламме Гудзак и многие другие персонажи пускались в путешествие, чтобы восполнить недостачу, спасти родину или через познание мира разобраться в самом себе. Русские поэты и писатели, например, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев, в своих произведениях также обращались к образу дороги со всем разнообразием его вариантов и значений.

Целью данного исследования является анализ образа дороги в рассказе А.П.Чехова «Тоска» с точки зрения семантико-функционального аспекта. Для достижения поставленной цели необходимо выполнить следующие задачи:

1. кратко описать культурные смыслы, которые традиционно связаны с образом дороги;
2. охарактеризовать сюжет дороги в рассказе А.П.Чехова «Тоска»;
3. установить роль образа лошади в формировании имплицитных смыслов образа дороги в рассказе «Тоска»;
4. охарактеризовать роль мотива смерти в формировании символических смыслов образа дороги в рассказе «Тоска».

Почему же дорога – необычное пространство, особенно в контексте русской культуры? Исключительность его базируется на специфическом самосознании русского человека, что точно подметила Т.Б. Щепанская. В монографии «Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX – XXвв.» она пишет: «Русские – движущийся этнос с самосознанием оседлого. С одной стороны, оседлость – один из базовых элементов его самосознания, формировавшегося в условиях многовекового противостояния кочевой степи… С другой стороны, процесс формирования русского этноса шел на фоне постоянных передвижений…» [5, с. 8] Ещё одну важную особенность подчёркивает Н.А. Бердяев: «Есть соответствие между необъятностью, безгранностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной» [1: электрон. версия].

Жизнью в дороге управляют совсем другие, нежели дома, принципы и нормы [5, с. 9]. Это подмечается в том числе народной мыслью. Так, пословицы гласят: «Домашняя дума в дорогу не годится», «Дома рука и нога спит, в дороге и головушка не дремли». Подтверждением необычности такого пространства, как дорога, является и сказка. Герой её, который обязательно отправляется в путь-дорогу, попадает в область функционирования сверхъестественных сил, сталкивается с совершенно удивительными существами. Дорога становится для героя сказки пространством испытаний, по прохождении которых он возвращается домой в новом качестве и получает в итоге счастливый конец. Не только различность дома и дороги, но даже их враждебность можно отметить, познакомившись с народными приметами: дом никогда не строят на месте дороги, для возведения жилища не годятся деревья, которые растут даже у заброшенной дороги, тем более на перекрёстке, и пр.

У А.П. Чехова дорога – часто встречающийся образ. Через воссоздание различных ситуаций, связанных с дорогой – от пешей прогулки по окрестностям до поездки за границу, – можно попытаться найти ответы на всевозможные вопросы, познать человеческую душу, изменить собственную или чужую судьбу.

Персонажи драматических произведений А.П. Чехова не сидят на месте: они ездят по России, путешествуют в Европу – словом, «… приезжают для того, чтобы уехать», как отмечает Б.И. Зингерман [2, с. 103].

Герои рассказов А.П. Чехова едут повыжженной солнцем степи («Красавицы» (1888), «Степь» (1888), «В родном углу» (1897)) или пересекают обновлённое весной поле («Случай из практики» (1898), «В овраге» (1899)), теряются в зимней вьюге («Горе» (1885), «По делам службы» (1899)).

В ситуации передвижения случаются и встречи, ведь дорога – место пересечения судеб людей различных возрастов и сословий, национальностей, вер и, конечно, характеров. Столкновение жизней может привести к ситуации комической («Роман с контрабасом» (1886)), совершенно невероятной («Пересолил» (1885)) или даже драматической («Встреча» (1887), «Казак» (1887)). Скрещение судеб, встреча может выявить переживания героев, но в итоге не изменить что-то в сердце, а лишь подчеркнуть одиночество и душевное терзание персонажа («На пути» (1886)).

Рассмотрим более подробно рассказ А.П. Чехова «Тоска» (1886).

В рассказе «Тоска» отражён эпизод из жизни извозчика Ионы Потапова, потерявшего сына и пытающегося получить от людей хоть толику понимания и сострадания. Иона выехал рано, но он всё больше стоит на одном месте и только вечером начинает работать. От людей, седоков, которые становятся его собеседниками, Иона получает лишь крупицы внимания, лишённого, однако, сострадания и человечности. Спешащим по своим делам военному в шинели, трём молодым людям – гулякам, дворнику и всем другим нет дела до тоски Ионы.

История приходится на зиму, поэтому дорога героя лежит через занесённый снегом город: «Крупный мокрый снег лениво кружится около только что зажженных фонарей и тонким мягким пластом ложится на крыши, лошадиные спины, плечи, шапки» (C.IV, 326). Белый цвет снега будто стирает границы города и расширяет пространство до целого мира. Следует отметить, что вода – источник всего сущего, символ жизни, поэтому можно сказать, что снег в системе символов данного произведения имеет особое значение. Представляя собой воду в преобразованном виде, снег является символом застывшей жизни. Это значение подчёркивается характеристиками, которые даются Ионе в начале рассказа: из-за покрывшего его снега он был «бел, как привидение» (C.IV, 326); Иона «сидит на козлах и не шевельнется» (C.IV, 326) и даже «упади на него целый сугроб, то и тогда бы, кажется, он не нашел нужным стряхивать с себя снег» (C.IV, 326). Все эти фразы отмечают неподвижность и как бы смерть героя, преодолеть которые возможно только с вмешательством чего-либо извне. Встречающиеся Ионе люди представляются в этом отношении нравственно погибшими, они – часть заснеженного мира: они не способны проявить человеческие чувства – сострадание и понимание.

Оцепенение Ионы спадает лишь тогда, когда к его саням подходит военный, нуждающийся в том, чтобы извозчик доставил его на Выборгскую: «Иона ерзает на козлах, как на иголках, тыкает в стороны локтями и водит глазами, как угорелый, словно не понимает, где он и зачем он здесь… Иона оглядывается на седока и шевелит губами... Хочет он, по-видимому, что-то сказать, но из горла не выходит ничего, кроме сипенья» (C. IV, 327).

Особое значение в пространстве дороги имеют встречи – первая или первые три. «Иона и его лошаденка не двигаются с места уже давно. Выехали они со двора еще до обеда, а почина всё нет и нет» (C. IV, 326), потому первая встреча – встреча с военным в шинели – происходит уже в сумерках. Иона рассказывает седоку о том, что гнетёт его на данный момент более всего – о смерти сына, но вместо слов сочувствия он получает только мгновение внимания, лишённого человеческого участия. Вторая встреча – с тремя молодыми людьми – позволяет Ионе почувствовать себя частью чего-то большего, тоска в его душе развеивается: «Он (Иона – К.Л.) слышит обращенную к нему ругань, видит людей, и чувство одиночества начинает мало-помалу отлегать от груди» (C. IV, 328). Но гулякам нет дела до переживаний Ионы, поэтому они сразу оставляют извозчика. «Утихшая ненадолго тоска появляется вновь и распирает грудь еще с большей силой. Глаза Ионы тревожно и мученически бегают по толпам, снующим по обе стороны улицы: не найдется ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его?» (C. IV, 329). Короткий разговор с дворником – третья встреча – не позволяет герою высказаться, поэтому он возвращается домой. 

Нельзя не отметить глубинную связь героя с дорогой. Иона извозчик, а это значит, что он – человек, жизнь которого прочно связана с передвижением. В этом смысле лошадь – важный образ в рассказе, ведь она одновременно существо, принадлежащее дороге, и «коллега» извозчика, помогающая ему зарабатывать на хлеб. В начале рассказа лошадка Ионы описывается как не просто животное: «Она (лошадь – К.Л.), по всей вероятности, погружена в мысль. Кого оторвали от плуга, от привычных серых картин и бросили сюда в этот омут, полный чудовищных огней, неугомонного треска и бегущих людей, тому нельзя не думать...» (C. IV, 326). Вероятно, поэтому лошадка становится «слушательницей» Ионы: она «… жует, слушает и дышит на руки своего хозяина... Иона увлекается и рассказывает ей всё...» (C.IV, 330).

Согласно древнейшим поверьям периода античности, лошади знали тайны того света, поэтому в хтонических культурах их использовали в похоронных обрядах в качестве проводников или посланцев в загробный мир. У славянских народов лошадь также считалась воплощением связи с «тем светом». В Библии же сказано, что конь – это воплощение совершенного Божьего творения, но при этом в «Откровении Иоанна Богослова», последней книге Нового Завета, упоминаются четыре коня Апокалипсиса: конь белый означает чуму, конь рыжий– войну, конь вороной – голод, а конь бледный – смерть [3, электрон. версия]. Эти существа означают эсхатологический конец света.

Иону терзает мысль о смерти сына (при этом он мучается абсурдностью сложившейся ситуации: «Сын-то вот помер, а я жив... Чудное дело, смерть дверью обозналась... Заместо того, чтоб ко мне идтить, она к сыну...» (C. IV, 329) – говорит Иона). Вероятно, именно потому, что в центре переживаний Ионы мысль о смерти сына Кузьмы, герой может излить свою «громадную» тоску («Лопни грудь Ионы и вылейся из нее тоска, так она бы, кажется, весь свет залила, но, тем не менее, ее не видно…» (C. IV, 329) лишь лошади, существу, близкому ему по принадлежности к дороге и обладающему знаниями о «том свете». Можно также предположить, что сам герой мёртв, ведь на вопрос «Извозчик, ты женат?» – Иона отвечает: «Таперя у меля одна жена — сырая земля... Могила, то есть!..» (C. IV, 329).

Наконец, для смыслового расширения и углубления образа дороги в рассказе служат имена. Нельзя не вспомнить известного тёзку главного героя произведения – библейского пророка Иону, выделяющегося на фоне всех других пророков хотя бы тем, что он попытался убежать от Бога. Ситуация в отношении к рассказу переворачивается с ног на голову: пророк Иона, всё-таки отправившийся в Ниневию, столицу Ассирии, чтобы провозгласить там слово Божье, оказывается в городе погрязших в пороках людей, которые в конце концов каются в грехах, Иона же Чехова находится пространстве, которое заполнено неспособными проявить человеческое сострадание и участие людьми. Пророк Иона, благодаря Божьей милости, вновь оказывается на суше, будучи извергнутым из чрева кита; Иона Чехова как будто так и остаётся в нутре большой рыбы – в собственной тоске, не получив возможности вступить в нравственный контакт с людьми, высказавшись лишь своей лошадке.

Фамилия героя – Потапов – происходит от имени Потап, которое в переводе с греческого языка значит «странник». Эта семантика подчёркивает отделённость Ионы, что вызвано нежеланием окружающих героя людей понять и принять его тоску и переживания, а также указывает на род занятий персонажа: он извозчик, т.е. человек, вынужденный странствовать для получения заработка.

Наложение и взаимодействие всех обозначенных выше образов, символов, значений и ситуаций существует в пространстве дороги. Но она и сама по себе наделена глубинным смыслом. Дорога становится для Ионы местом, где его существование застывает, а после возобновляется – ради поиска понимания и человечности. Совместное функционирование мотива встречи, образа занесённого снегом города и собственно значения символа снега, смысла рода деятельности героя и образа лошади, семантики имени и фамилии ключевого персонажа служит в конечном счёте для того, чтобы показать совершенное одиночество переполненного тоской Ионы перед не умеющими проявить сострадание и понимание людьми.

Список литературы

1. Бердяев Н. Русская идея. СПб.: Азбука-классика, 2008. URL: http://az.lib.ru/b/berdjaew_n_a/text_1948.shtml
2. Зингерман Б.И. Театр Чехова и его мировое значение. М., 1988.
3. Новый Завет. Откровение святого Иоанна Богослова: Глава 6. URL: http://days.pravoslavie.ru/Bible/B_otkr6.htm
4. Чехов А. П. Тоска // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Т. 4. [Рассказы, юморески], 1885—1886. — М.: Наука, 1976. — С. 326—330.
5. Щепанская Т.Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции ХІХ-ХХ вв. Москва: Индрик, 2003.