УДК 328

Противоречия между США и КНР в контексте инициативы «Один пояс, один путь» в период президентского срока Д. Трампа и Дж. Байдена

Дадашева Малика Эльхановна – студентка бакалавриата по направлению «Международные отношения».

Аннотация: Если на протяжении нескольких предыдущих десятилетий отношения США и КНР развивались по нарастающей и в начале XXI века ряд экспертов даже говорил о возможном «полуторополярном» мировом устройстве, с доминированием США в партнерстве с Китаем, то в последнее десятилетие, эти две ведущие мировые державы, все больше погружаются в пучину всеобъемлющего противостояния. Это соперничество стало особенно заметным, с одной стороны, после новых геоэкономических инициатив Пекина, а с другой после прихода к власти в Вашингтоне Д. Трампа. Подобная трансформация взаимосвязей стала фундаментальным явлением в современной системе международных отношений и вызвала повышенный интерес как мировой общественности, так и исследовательского сообщества. Автор данной статьи старается внести собственный вклад в рассмотрение складывающейся ситуации и проанализировать развитие противоречия между США и КНР, в контексте инициативы «Один пояс, один путь». Также, будут затронуты события и явления относящиеся как к периоду нахождения у власти предыдущего президента США Д. Трампа, так и пребывания в должности нынешнего главы американской администрации Дж. Байдена.

Ключевые слова: США, КНР, «Один пояс, одни путь», китайско-американские отношения, Д. Трамп, Дж. Байден, Си Цзиньпин.

В последние годы, по мере формирования понимания, что у основных центров силы существуют собственные, значительно отличающиеся от либерально-глобалистских, национальные и региональные интересы, мировые акторы начали усиленно продвигать новые международные инициативы, направленные на усиление своего «представительства» в отдельных странах и ключевых точках мира.

Вполне естественно, что не остался в стороне от данной тенденции и современный Китай. Тем более, что все последние десятилетия человечество наблюдало как происходит возвышение новой сверхдержавы – КНР. С тех пор Дэн Сяопин начал проводить рыночные реформы в 1978 г., ВВП Китая вырос с 200 млрд долл. до более чем 9,5 трлн долл. США в 2013 г. (и уже вскоре приблизится к 20 трлн долл. США по прогнозам 2023 года) [13], произошел переход миллиарда китайцев из крайней бедности к среднему достатку, а на международной арене Китай превратился в глобального экономического соперника США. А такое изменение внутреннего содержания, наряду с ориентацией китайской экономики на активное продвижение на зарубежные рынки, послужило основой и для политических внешних устремлений нового поколения политиков в Пекине. Причем, само улучшение статуса Китая привлекало и все больше внимания со стороны отдельных стран и правительств, международных и региональных организаций, отдельных экспертов и исследовательских центров.

В сентябре 2013 года, в малоизвестном за пределами Казахстана высшем учебном заведении – «Назарбаев Университете» – только что занявший свою должность Председатель КНР Си Цзиньпин изложил свое видение экономической и политической инициативы, известной в отечественной исследовательской практике под названием «Один пояс, один путь» (ОПОП), которая оказалась нацеленной на интеграцию усилий по объединению инфраструктуры, торговли и снятия межгосударственных экономических барьеров более чем в 70 странах от Балтики до Тихого океана. Затем, во время визита Председателя КНР Си Цзиньпина в Индонезию, в октябре 2013 года, он выдвинул инициативу строительства «Экономического пояса – Морского Шелкового пути XXI века», который должен был связать Китай с Юго-Восточной и Южной Азией, Евразией, Африкой и Латинской Америкой [8, c.130]. Эта инициатива, позже стала органической частью ОПОП. В рамках этих инициатив должна была осуществляться новая роль Китая в мире, посредством торговли, взаимных инвестиций, реализации проектов транспортной и энергетической инфраструктуры, туризма, образования, культуры и других областей сотрудничества.

В ходе той же поездки в Индонезию (2013 года), когда Си Цзиньпин обнародовал план по созданию ОПОП, было заявлено, что для осуществления инфраструктурных проектов Китай берется за учреждение новых финансовых международных структур, не зависящих ни от МВФ, ни от Всемирного Банка. И уже в декабре 2014 г. Пекин учредил государственный фонд «Шелкового пути» с общим капиталом в 40 млрд долл. США и 100 млрд юаней. Этот фонд был нацелен на предоставление инвестиционной и финансовой поддержки для развития инфраструктуры других стран, включая порты, железные дороги и энергетические трубопроводы, для ускорения экономического роста, расширения энергетического сотрудничества, региональной торговли и взаимосвязанности в рамках ОПОП [9].

В развитие этого проекта, в январе 2016 г. Китай учредил Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), для улучшения взаимосвязанности стран Азии и их экономической интеграции. И если на момент создания АБИИ насчитывало 57 членов-учредителей, представляющих все регионы, кроме Северной Америки, с примерно 100 млрд долл. США в объявленном капитале, то по состоянию на июль 2022 г. членство в АБИИ почти удвоилось (105 членов), возросли и его финансовые возможности [14].

Кроме того, инициатива «Один пояс, один путь» была включена в качестве основного направления международной стратегии КНР во все основополагающие внешнеполитические и внешнеэкономические документы Китая (как на государственном, так и на партийном уровне).

В последующие годы инициатива ОПОП стала еще более амбициозной и распространилась на Арктику, киберпространство и даже Космос. Но даже на самом первом этапе, масштаб и амбициозность этой инициативы привлекли огромное внимание. Причем, это внимание проявлялось далеко не только попаданием в заголовки мировых СМИ, но и пристальным интересом профессиональных институтов, аналитических центров и правительственных структур.

И, конечно, инициативы Пекина, оказались «холодным душем» для правящих кругов США. Ведь, почти два десятилетия после окончания «холодной войны» в Индо-Тихоокеанском регионе доминировала, практически, одна мировая держава – США, а Китай, в лучшем случае воспринимался как «младший партнер». Теперь же, как писал по этому поводку известный американский аналитик китайского происхождения, Вэй Цзунью: «Когда азиатские и европейские союзники США планировали присоединиться к выгодной инициативе, правительство Обамы только «проснулось» и осознало, что планы Китая при реализации ОПОП могут оказать влияние на экономику и развитие как самих США, так и в огромном Индо-Тихоокеанского регионе» [2, с. 2]. А это то, что создает проблемы стратегическим интересам Вашингтона. Оказалось, что инициатива «Один пояс, один путь» может снизить роль действующих экономических и политических интеграционных проектов США как в Евразии, так и в Индо-Тихоокеанском регионе, а также нарушить солидарность в организациях, по сути, ранее возглавляемых Вашингтоном, таких как АТЭС.

Как реакция на подобные опасности для американской гегемонии, идеи и интересы Китая в продвижении инициативы ОПОП постоянно подвергались критике со стороны США, других развитых западных стран и азиатских союзников Вашингтона (как Токио и Тайбей). США демонстрировали, что используют различные экономические и политические рычаги Китай приобретал все большее и качественное влияние [3, c. 21]. При этом и американская администрации и СМИ, постоянно вызывали беспокойство, что в инициативе «Один пояс, один путь» по-прежнему скрыты «теневые» стратегические мотивы, которые могут изменить геополитический ландшафт и стандарты глобального управления международного сообщества, а «мягкая сила» Китая по продвижению инициативы может превратиться в «жесткую силу» давления на правительства стран-участниц проекта.

Яростной критики подвергалось и желание Пекина вкладываться в развивающиеся страны, как путь к «кредитному» закабалению «независимых правительств». Ведь китайская инициатива находится на одном уровне или превосходит План Маршалла с точки зрения размера его финансирования. Банк Развития Китая объявил о планах инвестировать 900 млрд долл. США в развитие проектов ОПОП [14]. Помимо того, утверждалось, что проекты ОПОП, не только непрозрачны для иностранных наблюдателей, но и часто подвержены коррупции, им серьезно не хватает экономической устойчивости, эффективного местного регулирования и управления [7, с. 4].

В этом же контексте прослеживается и довольно скептическое отношение Вашингтона к функционированию АБИИ. Поскольку Китай является крупнейшим акционером, он обладает значительной долей прав голоса в АБИИ (26%), чтобы влиять на результаты принятия решений и контролировать институциональные изменения (де-факто обладает правом вето), то в западной прессе он даже рассматривался как «Всемирным банк Китая» [16]. Благодаря этому Китай имеет стратегическую цель формирования конкурента западных международных финансовых структур, увеличивая объем внешних инвестиций, которые исходят от Китая, и постепенно вытесняя финансовое влияние США в огромном Индо-Тихоокеанском регионе [5, c. 62].

Но сколь бы негативной не была первоначальная реакция администрации президента США Б. Обамы на китайские инициативы, она в основном сводилась к попытке найти точки соприкосновения с Китаем, наряду с выстраиванием более тесных отношений со странами Азии для реализации собственных интеграционных проектов.

Но ситуация резко изменилась с приходом к власти в США республиканцев во главе с Д. Трампом. Последний, еще на этапе предвыборной кампании, явственно обозначил свое неприятие динамичным развитием Китая, которое он рассматривал как угрозу собственно американскому экономическому росту. Главными причинами для Д. Трампа без сомнения стали экономические успехи Китая. В частности, торговый дефицит, достигший в 2018 году совершенно неприличного размера в 419,5 млрд долл. США [17], к тому же он играл роль «основного канала деиндустриализации США» [10, с. 11], по мере того как сокращается объём инвестиций, а рост производительности замедляется. Деиндустриализация так же проявляла себя серьёзными социально-политическим дисфункциям в американской экономике, что приводило ко все более необеспеченном внешнему потреблению и сказывалась на росте госдолга США, к концу 2019 г. перевалившего за 22 трлн долл. К тому же, по мере технологического взлёта Китая и корпоративная Америка начала разделять взгляды на Китай как на соперника [18], высказывающая озабоченность по поводу обязательной передачи технологий, промышленной политики КНР предоставления субсидий и финансирования для фирм и несправедливых преимуществ для государственных компаний. А инициатива «Один пояс, один путь», казалась планом китайского правительства по вытеснению США и из экономики развивающихся стран. Д. Трамп же вообще говорил, что данная инициатива потенциально может нарушить торговлю по всему миру и является «оскорбительной» для США [19].

И уже вскоре после избрания Д. Трапа на пост Президента США, во многих документах планы КНР по сотрудничеству с другими странами стали рассматриваться как очередная угроза. Так, обращается внимание на неприемлемость для Вашингтона китайской инициативы ОПОП и в доктрине Стратегии национальной безопасности США, появившейся в 2017 г. Здесь констатировалось, что Китай стремится вытеснить Соединенные Штаты из Тихоокеанского региона, расширить границы своей государственной экономической модели и перестроить регион в свою пользу [20].

А в 2018 г. «Центр новой американской безопасности», аналитический центр США близкий к республиканскому политическому и экономическому истеблишменту, опубликовал доклад под названием «Как реагировать на инициативу Китая – ОПОП». В докладе рекомендовалось американскому правительству представить свое видение развитие региона, и начали наступление общественной дипломатии для противодействия «пропаганде Китая». Правительству предлагалось мобилизовать все ресурсы для принятия всеобъемлющего ответа на китайские зарубежные проекты.

Одновременно при Д. Трампе претерпела значительное изменения и тактика борьбы с распространением влияния Китая в Индо-Тихоокеанском регионе. Так, ранее американо-китайская конкуренция в экономической сфере во многом была связана с планами построения интеграционных объединений в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). Однако, после провала в январе 2017 года, по вине Д. Трампа, проамериканского интеграционного проекта «Транстихоокеанское партнёрство», с экономической точки зрения американское правительство должно было предложить союзникам и странам-партнерам или лучшую альтернативу соблазнительной инициативе КНР «Один пояс, один путь».

Так, тогдашний госсекретарь США М. Помпео, «антикитайский авангард» администрации Д. Трампа в глазах Пекина, был крайне враждебно настроен по отношению к инициативе ОПОП. Он не только неоднократно публично ее критиковал, но также оказывал прямое давление на руководство Пакистана, Панамы, Израиля и других стран, чтобы они проявляли осторожность в отношении китайских инвестиций и сокращали экономическое сотрудничество с Китаем. Кроме того, М. Помпео однажды назвал «хищнической экономической деятельностью» китайских государственных предприятий реализацию конкретных проектов ОПОП [21]. Поздние он заявил, что инициатива «Один пояс, один путь» – это «неэкономическое предложение», а США «усердно работают, чтобы убедиться, что все в мире понимают эту угрозу» [22].

На правительственном уровне действия в противостоянии США-КНР принято отсчитывать с 22 марта 2018 г., когда Д. Трамп подписал меморандум «О борьбе с экономической агрессией Китая», который позволил ввести ограничения в отношении продукции из Китая. Сразу же начали действовать ввозные пошлины на сталь в 25% и на алюминий в 10%. В ответ, 1 апреля 2018 Китай ввел пошлины на 128 американских товаров (от 15 до 25%). Это и было фактическим началом полномасштабной торговой войны.

Затем, несмотря на переговоры и консультации сторон, список взаимных пошлин, тарифов и запретов только расширялся и к лету 2019 г. они достигли апогея. Так, 23 августа 2019 г. Д. Трамп заявил о том, что с 1 октября товары из Китая на сумму 250 млрд долл., уже и так облагавшиеся повышенной пошлиной в 25%, КНР будут платить пошлину в 30%. Остальная продукция из КНР на сумму 300 млрд долл., перейдет на повышенную ставку в 15%. Не смогло предотвратить их реализацию даже обещание КНР в этом случае установить полный запрет на ввоз большинства сельскохозяйственной и технологической продукции из США.

Одновременно с этим, администрация Д. Трампа предложила платформу для противодействия инициативе «Один пояс, один путь» предполагающую строительство свободного и открытого Индо-Тихоокеанского региона, и защиту основанного на американских правилах международного порядка. При этом, в рассуждении «о порядке» проявилась позиция США, отвергавшего возможность урегулирования проблем с помощью международно-правовых механизмом. В частности, когда Китай подал иск во Всемирную торговую организацию, американская администрация внесла в Конгресс законопроект, позволявший игнорировать любые требования ВТО, а Д. Трамп заявил, США могут и вовсе покинуть Организацию [1, c. 199].

При этом американская сторона продолжала активно искать союзников в регионе, чтобы Китай воспринимался как экспансионист, и как можно больше правительств выразило бы поддержку позиции США в торговом и политическом противостоянии. Тем более, что положительной стороной сокращения китайского экспорта в США является потенциальная переориентация американского импорта на некитайских поставщиков, особенно в Восточной Азии, где экспортные структуры имеют некоторое сходство с Китаем.

Наблюдалось и прямое противодействие развитию проектов ОПОП, в связи с чем США предполагали поддерживать строительство «высококачественной инфраструктуры», в основном, для этого использовались финансовые ресурсы союзников. Так, США углубили координацию с Японией, Австралией и Индией, чтобы предложить странам Индо-Тихоокеанского региона собственную схему кредитования для строительства электростанций, дорог, мостов, портов и другой инфраструктуры. Причем США, Япония и Индия пытались запустить инициативу «Индо-Тихоокеанского трехстороннего инфраструктурного форума», чтобы мобилизовать частные ресурсы местных финансовых организаций для участия в конкуренции с Китаем.

В 2018 г. в США был подписан закон о запрете использования государственными ведомствами устройств для связи ряда китайских производителей. В 2019 г. Д. Трамп подписал указ, вводящий режим чрезвычайного положения для защиты сетей связи от «иностранных противников» [4, c. 70]. Компания Huawei и ее филиалы были внесены в «черный список» организаций с которыми запрещено сотрудничать, американским фирмам запрещено продавать запчасти и программное обеспечение китайской ZTE Corp. Путем давления США срывали сделки китайских компаний по установке сетей 5G в Европе.

Происходило замедление развития, не только китайской, но и американской и мировой экономики. Как результат, 15 января 2020 г., Д. Трамп вместе с китайским вице-премьером Лю Хэ, подписал торговое соглашение о первой фазе урегулирования торговых противоречий [2, c. 75]. На 86 страницах были изложены условия новых экономических отношений между этими двумя экономическими сверхдержавами. Например, отменялись 15% тарифы, которые планировалось ввести в декабре 2019 года на 160-миллиардный объем китайских (в основном потребительских) товаров, вдвое снижается 15% тариф на 120 млрд на основные промышленные товары. В обмен Китай согласился не повышать тарифы на американские автомобили и другие товары на сумму в 60 млрд долл. США [23].

На первый взгляд сделка вышла весьма удачной и для Пекина, и для Вашингтона и она могла перерасти в устойчивое соглашение. На самом деле обе стороны остались весьма недовольны соглашением. В нем прослеживается общая закономерность. Положения, которые на самом деле являются уступками со стороны Китая, часто излагались таким образом, что они формально применяются к обеим сторонам, но с подпунктами, определяющими действия, которые должны предпринять лишь китайцы [13]. Как заявил аналитик «Цинхуа» Го Синьнин: «Фактически, это был рациональный выбор в условиях невозможности достижения сделки другими способами» [24] и он урегулировал ситуацию лишь в кратковременной перспективе. Это и было подтверждено уже 19 августа 2020 г. когда Д. Трамп отказался от проведения переговоров с китайской стороной, обвинив КНР в распространении по всему миру вируса COVID-19 [2, c. 80].

Казалось бы, приход к власти в США группы «демократических глобалистов» должно было смягчить ситуацию, хотя бы в части экономического взаимодействия. Но здесь, на первый план стали выходить политические и военные противоречия Пекина и Вашингтона. Так, Госсекретарь США Э. Блинкен назвал стратегическое соперничество с Китаем крупнейшим геополитическим вызовом, стоящим перед США. Э. Ратнер, советник министра обороны США по внешней политике и обороне, и известный как автор индо-тихоокеанского курса США в администрации демократов, в феврале 2021 г. сформировал положение, что Китай представляет собой проблему матрицы, которая проникла во все области, включая экономику, технологии, идеологию, национальную безопасность и дипломатию. А сам Дж. Байден 28 апреля 2021 г. выступая на совместном заседании Конгресса, заявил: «Мы соревнуемся с Китаем и другими странами за победу в двадцать первом веке» [11, с. 256].

Если Китай был твердо намерен закрепится в широком круге стран, то США были намерены этому четко противодействовать. Причем новая администрация Дж. Байдена планировала (в отличие от Д. Трампа), что новые санкции должны применяться точечно, против КНР. С дипломатической же точки зрения проект сдерживания Китая сводится к ограничению влияния Пекина в региональных международных организациях и снижения получения экономических выгод от участия в них.

Хотя здесь отметим особую роль руководства Китая в активизации дипломатических усилий по переустройству мировой архитектуры и использования площадки БРИКС, для продвижения новых инициатив. Например, саммит БРИКС 2021 г., был использован китайской делегацией, отчасти, для того чтобы запустить инициативу «Глобального развития», ставшую, по сути, развитием инициативы «Один пояс, один путь», но уже во всемирном масштабе. Как заявил в своем выступлении на саммите БРИКС 2021 г., Председатель КНР Си Цзиньпин: «Необходимо серьезно реализовать Стратегию экономического партнерства БРИКС до 2025 года и расширять сотрудничество в таких областях, как торговля и инвестиции, технологии и инновации, а также экологичное и низкоуглеродное развитие» [25].

На проходившем в Великобритании саммите G7 в июне 2021 г. администрация Дж. Байдена попыталась сплотить национальных лидеров, в частности, выдвинув инициативу «Построить лучший мир». В данной инициативе подчеркивается, что «развитые демократии» должны сотрудничать и оказывать поддержку усилиям развивающихся стран по созданию инфраструктуры, чтобы помочь сократить потребность в инфраструктуре в размере более 40 триллионов долларов. Если бы данный проект стал действительно воплощаться, то его можно было бы рассматривать как важнейшую стратегическую меру, направленную на противодействие сотрудничеству в рамках китайской инициативы «Один пояс, один путь» [9]. Хотя на практике, финансовые возможности этой инициативы, и так довольно ограничные, становятся еще более зыбкими, на фоне резко возросших затрат стран Запада на военное противостояние России, и перманентного бюджетного кризиса в США, поставившего под вопрос, в первую очередь, расходы на вложения в экономическое развитие зарубежных стран.

Таким образом, инициатива «Один пояс, один путь» является знаковым внешнеполитическим проектом эпохи Си Цзиньпина, символизирующим, что Китай больше не придерживается давней сдержанной стратегии участия в глобальных делах, и его внешняя деятельность, особенно в области закрепления своих внешнеэкономических интересов политическими средствами стала более уверенной.

Но если Китай рассматривает инициативу «Один пояс, один путь» как пример своего ответственного подхода к экономическому развитию других стран, стараясь проиллюстрировать, что он содействует глобальной взаимосвязи народов и культур и играет важную роль в предоставлении общественных благ (таких, как развитие инфраструктуры), то США видят эту инициативу в совершенно ином свете. Так, и для самого Д. Трампа, и для подавляющего большинства членов его администрации, именно Китай представлялся наибольшей угрозой для американских (особенно экономических) интересов, как в мировом пространстве, так и в контексте развития собственно американской экономики. При этом инициатива «Один пояс, один путь» представлялась хитрым ходом, чтобы Пекин стал не только экономическим, но и политическим центром всего Незападного мира, тогда как власти в Вашингтоне неоднократно подчеркивали, что намерены оставаться не только трансатлантической, но и индо-тихоокеанской державой.

И несмотря на радикальные политические противоречия между администрациями Д. Трампа и Дж. Байдена, тезис о необходимости противодействия усилиям Китая по налаживанию контактов с другими странами остается неизменным. Более того, по мере развития современного кризиса противостояния Запада и незападных государств, в котором все более явственна роль Пекина, данное мнение становится доминирующим во всей западной элите. При этом, перед Вашингтоном стоит стратегическая задача, состоящая в том, чтобы создать вокруг Китая «зону вакуума» союзников и торговых партнеров в регионе, одновременно заверяя руководство других стран, что США намерены удерживать свои позиции и окажут «своим друзьям» всю возможную помощь в возможном конфликте с КНР. Здесь США пытаются использовать тот факт, что традиционно в Азии широко распространено недоверие к намерениям Китая. Это делается, в том числе, и сегодня, когда США провоцируют развитие кризиса вокруг Тайваня.

И все же, задача Вашингтона представляется исключительно трудно выполнимой в современных условиях, когда Китай демонстрирует не только продолжающийся собственный экономический рост (несмотря на давление Запада и «постковидные» сложности), но и стремление продолжать наращивать сотрудничество с любыми заинтересованными в этом партнерами (в том числе, с Россией). Мало того, традиционное для Китая экономическое направление в сфере инфраструктуры и торговли, сегодня дополняется предложением об использовании возможностей, предоставляемых новой научно-технической революцией и промышленными преобразованиями, чтобы способствовать инновациям во всем мире, и, кроме того, помочь развивающимся странам ускорить развитие цифровой экономики.

Список литературы

1. Виноградов А.О., Заклепенко А.Ю., Сафронова Е.И. США, Китай и ВТО: последствия американо-китайского торгового конфликта для мировой торговли // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. 2019. №24. – С. 187-206.
2. Гордиенко Д.В. Торговая война и санкционная борьба США И КНР // Вестник МФЮА. 2021. №1. – С. 68-88.
3. Концур А. В. Столкновение интересов США и Китая в Азиатско-Тихоокеанском регионе // Развитие общественных наук российскими студентами. 2017. №4. – С. 20-26.
4. Римкевич С.В., Савинов Ю.А. Использование экономических санкций в торговой войне на рынке оборудования связи // Российский внешнеэкономический вестник. 2019. №7. – С. 68-87.
5. Цзя Сун. Роль Азиатского банка инфраструктурных инвестиций(абии) в реализации проекта "экономический пояс Шелкового пути" // Инновации и инвестиции. 2016. №5. – С. 61-66.
6. Adams Olivia. The G7’s B3W Infrastructure Initiative, a Rival to China’s BRI // Asia Pacific Foundation of Canada. – https://www.asiapacific.ca/publication/g7s-b3w-infrastructure-initiative-rival-chinas-bri (date of application 11.05.2023)
7. Dezenski Elaine K. Below the Belt and Road Corruption and Illicit Dealings in China’s Global Infrastructure // Monograph FDD. – Washington, DC. FDD Press. 2020. – 29 р.
8. Liu Haiquan. The Security Challenges of the “One Belt, One Road” Initiative and China’s Choices // CIRR. 2017. XXIII. №78. – рр. 129-147.
9. Mahmood A., Khan M.I., Ali S., Abbas Z., Khan N. The Role of Chinese Regimes of Asian Infrastructure Investment Bank and the Belt and Road Initiative in the Transformation of Its Energy Diplomacy: Quest for Economic Sustainability // Sustainability. Vol. 14, Issue 24. – p. 16997.
10. Palley T. Globalization Checkmated? Political and Geopolitical Contradictions Coming Home to Roost. // Political Economy Research Institute. University of Massachusetts Amherst. Working Paper Series 2018. №. 466. – 24 р.
11. Zhao M. The Belt and Road Initiative and China–US strategic competition. // China Int Strategy. Rev.3. Vol. 2. – рр. 248–260.
12. 韦宗友 战略焦虑与美国对“一带一路”倡议的认知及政策变化 // Southeast Asian Affairs. №4. General Serial №176. – 13 р.
13. Gross domestic product (GDP) at current prices in China from 1985 to 2022 with forecasts until 2028 (in billion U.S. Dollars) // Statista 2023. URL: https://www.statista.com/statistics/263770/gross-domestic-product-gdp-of-china/ (date of application 11.05.2023).
14. Asian Infrastructure Investment Bank // Congressional Research Service (CRS). Updated May 4, 2023. Ver. 18. IF10154.
15. Chance Alek. The ‘Belt and Road Initiative’ Is Not ‘China’s Marshall Plan’. Why Not? // The Diplomat. URL: https://thediplomat.com/2016/01/the-belt-and-road-initiative-is-not-chinas-marshall-plan-why-not/ (date of application 11.05.2023).
16. Curran Enda. The AIIB: China’s World Bank // Bloomberg. URL: https://www.bloomberg.com/quicktake/chinas-world-bank (date of application 11.05.2023).
17. Amadeo Kimberly. US Trade Deficit With China. // The balance. URL: https://www.thebalance.com/u-s-china-trade-deficit-causes-effects-and-solutions-3306277 (date of application 11.05.2023).
18. Navarro P. Trump’s Tariffs Are a Defense Against China’s Aggression [Electronic resource] // Wall Street Journal. URL: https://www.thebalance.com/u-s-china-trade-deficit-causes-effects-and-solutions-3306277 (date of application 11.05.2023).
19. Karni Annie. Trump rants behind closed doors with CEOs. // Politico. URL: https://www.politico.com/story/2018/08/08/trump-executive-dinner-bedminster-china-766609 (date of application 11.05.2023).
20. The National Security Strategy of the United States of America. Washington, D.C.: White House, December 2017 // White House. URL: https://www.hsdl.org/?view&did=806478 (date of application 11.05.2023).
21. Wong Edward. Mike Pompeo warns Panama against doing business with China. // The New York Times. URL: https://www.nytimes.com/2018/10/19/world/americas/mike-pompeo-panama-china.html (date of application 11.05.2023).
22. Pompeo Michael. Conversation with Rich Lowry at the National Review Institute’s 2019 ideas summit. // U.S. Department of State. URL: https://www.state.gov/conversation-with-rich-lowry-at-the-national-review-institutes-2019-ideas-summit/ (date of application 11.05.2023).
23. Tran Hung. What’s next for China-U.S. trade — and what it means for the world [Electronic resource] // World Economic Forum. URL: https://www.weforum.org/agenda/2019/12/what-s-next-for-china-u-s-trade-and-what-it-means-for-the-world/ (date of application 11.05.2023).
24. Эксперты прокомментировали первую фазу торговой сделки между США и КНР [Электронный ресурс] // РИА. URL: https://ria.ru/20200115/1563423332.html (дата обращения 11.05.2023).
25. Xi’s speech at the 13th BRICS summit (Full text) // China Daily. URL: https://www.chinadailyhk.com/article/237795 (date of application 11.05.2023).