УДК 82

Образ М. Ю. Лермонтова в творческом сознании К. Г. Паустовского

Маликова Юлия Владимировна – аспирант Института филологии, иностранных языков и медиакоммуникаций Кемеровского государственного университета.

Аннотация: Статья посвящена исследованию проблемы создания К. Г. Паустовским образа М. Ю. Лермонтова. Основная цель работы – доказать что, несмотря на существование в разные исторические эпохи многочисленных и противоречивых описаний жизни Лермонтова, воспоминаний современников и исследований ученых, образ поэта, сознанный Паустовским, уникален. Выделяется два магистральных направления интерпретации образа Лермонтова: в среде представителей Серебряного века и в официальном Советском литературоведении. Делается вывод о том, что благодаря изображению образа Лермонтова в своих произведениях Паустовский говорит об универсальных проблемах человечества.

Ключевые слова: К. Г. Паустовский, М. Ю. Лермонтов, образ, персонаж, интерпретация.

В год столетия со дня трагической гибели М. Ю. Лермонтова издательством «Искусство» впервые была опубликована пьеса К. Г. Паустовского «Поручик Лермонтов» (1940), изображающая несколько сцен из жизни поэта. Внимание к личности Лермонтова не раз проявлялось у советского писателя, упоминания о нём есть в знаменитой повести «Золотая роза» (1955), автобиографических повествованиях «Повесть о жизни» (1954) и «Наедине с осенью» (1963). Кроме того, Лермонтов является главным персонажем рассказа «Разливы рек» (1952) а так же сценария фильма «Лермонтов» (1943), автором которого является Паустовский.

К исследованию проблемы понимания Паустовским творчества Лермонтова уже обращалась И. А. Казанцева в статье «Творчество М. Ю. Лермонтова в осмыслении К. Г. Паустовского». Однако в данной работе акцент делается на анализе мировоззренческих установок, унаследованных писателем XX века от классика. Существуют также диссертационные исследования, посвященные изучению особенностей изображения писателя и творчества в произведениях Паустовского (Карпеченко Т. В., Курбатова Ю. В.) Вопрос рассмотрения образа писателя (реального или вымышленного) в произведениях Паустовского пока малоизучен, что обусловливает новизну нашего исследования. При рассмотрении данной проблемы следует учитывать тот факт, что под влиянием происходящих культурно-исторических процессов образ Лермонтова в сознании поэтов, писателей, критиков и философов различных эпох неоднократно трансформировался. Во вступительной статье И. Андроникова «Образ Лермонтова», опубликованной в Лермонтовской энциклопедии, сказано, что даже среди описаний внешности поэта, созданных его современниками, присутствуют противоречивые характеристики: Тургенев говорил о его «больших и неподвижных темных глазах» [Андроников 1981: 12], другие упоминали «необыкновенно быстрые и маленькие глаза» [Андроников 1981: 12]. То же самое касалось и описания характера Лермонтова: «Одним он кажется холодным, желчным, раздражительным. Других поражает живостью и веселостью» [Андроников 1981: 13]. Андроников указывает на то, что не только мемуаристы, но и художники не могли со всей точностью изобразить внешность поэта: «они не сумели схватить жизнь лица, оказались бессильны в передаче духовного облика Лермонтова, ибо в этих изображениях нет главного – нет поэта!» [Андроников 1981: 12]. Наличие настолько различающихся описаний образа поэта, а также многочисленность трактовок его произведений, как юношеских романтических, так и более поздних психологических, повлекло за собой возникновение нескольких мифов о Лермонтове.

Особый интерес к личности и творчеству классика стал проявляться в «посленекрасовскую эпоху» среди представителей Серебряного века. А. И. Журавлева отмечает, что при этом «многие из них отрицали значение лермонтовской традиции для современности (Бальмонт, Минский), другие же стремились дать мистическое истолкование содержанию и общему смыслу творчества Лермонтова (Мережковский)» [Журавлева 2002: 19]. Т. В. Игошева говорит о том, что символисты, создавшие свой неповторимый миф о Лермонтове, считали его неразгаданной тайной русской литературы, видели в нем демоническое начало (В. Соловьев, А. Блок). Символистское представление о поэте «определяется крайними точками-образами: «Ангелом» и «Демоном», свидетельствующими об особой метафизической генеалогии человеческой души, сформировавшейся в художественном мире Лермонтова» [Игошева 2015: 159]. Поэтов Серебряного века серьезно интересовала тема смерти классика, и большинство из них сходилось во мнении о его добровольном уходе из жизни, В. Брюсов, к примеру, говорил о том, что пуля, сразившая Лермонтова не была случайной, а точнее даже освобождающей.

На основании общности отношения к жизни и смерти поэты XX века сближали образы Лермонтова и Печорина, так Г. Адамович отмечал: «Нельзя читать без волнения рассказ о дуэли Печорина, о его настроении перед поединком, который мог бы оказаться для него роковым; о его чувствах, о его поездке верхом, на рассвете, к месту встречи; нельзя отделаться от впечатления, что Лермонтов рассказывает это о себе, заглядывая в будущее, оставляя нам какой-то незаменимый документ» [Милевская 2014: 134] . В. Соловьев сравнивал дуэль Печорина и Грушницкого с дуэлью самого Лермонтова и Мартынова, говоря о том, что в обоих случаях это был «безумный вызов высшим силам». Трагический исход в случае с самим поэтом – это расплата «за бесовскую кровожадность, бесовское сладострастие и бесовскую гордыню». Самое яркое доказательство этой мысли Соловьев видел в небесных знамениях, сопровождающих гибель Лермонтова.

Особенный трагизм поэты Серебряного века видели в лермонтовском переживании темы творчества, поэта и поэзии, что прочитывалось ими в стихотворениях «Пророк» и «Благодарность». Стих «Жар души, растраченный в пустыне» выражал для них ощущение бессмысленности поэтического труда, обреченности на одиночество. Пророческая миссия поэта рассматривалась как причина общественного осуждения и отшельничества, особенно подчеркивалась мысль об асоциальности истинного поэта.

Д. С. Мережковский видел в Лермонтове поэта сверхчеловечества. Для него Лермонтов был символом активного действия, вечного бунта, противопоставленного смирению Пушкина, Гоголя, Достоевского. И только в этом бунте Мережковский видел путь к будущим переменам: «Не от "благословенного" Пушкина, а от "проклятого" Лермонтова мы получили этот "образок святой" – завет матери, завет родины. От народа к нам идет Пушкин; от нас – к народу Лермонтов; пусть не дошел, он все-таки шел к нему» [Мережковский 2002]. Представление о поэте как о человекобоге, обладающем мистическими демоническими чертами, приписываемыми ему, привело к созданию яркого мифа, актуального для эпохи Серебряного века.

Совсем иное отношение к личности поэта стало популярно в советскую эпоху. Вполне закономерно на первый план вышла гражданская и народная тема в творчестве поэта. Его сопротивление светскому обществу и самому императору стало восприниматься как борьба за народную свободу, справедливость и даже рассматривалось как одна из предпосылок революции. Л. В. Пумплянский в статье «Стиховая речь Лермонтова» утверждал: «Как политическая личность Лермонтов — закономерное звено между декабристами и уже выраставшим тогда поколением Чернышевского, т. е. между первым и вторым этапами истории русского революционного движения; он не эпигон декабризма, а, как и Герцен, первенствующий продолжатель наследия декабризма в новых условиях» [Пумплянский 1941: 389] Советское представление о Лермонтове частично обращается к мыслям, высказанным еще Белинским, об активной социальной деятельности поэта, народности его творчества (к примеру, в стихотворении «Бородино»). Вся же духовная и метафизическая составляющая творчества Лермонтова переводится в плоскость социальную и рассматривается лишь как элемент поэтической образности. Как отмечают А. С. Бодрова и А. В. Вдовин, в 1930-е годы в советской школьной программе «идеологической доминантой изучения Лермонтова становится вульгарный социологизм и марксизм, трактующие творчество писателя как “следующий после Пушкина этап дворянской литературы”, “протест передового дворянства эпохи николаевской реакции против “страны господ, страны рабов” и сознание своего бессилия» [Бодрова, Вдовин 2014: 36]. Дуэль с Мартыновым и гибель Лермонтова рассматривается как «обдуманное политическое убийство» [Бодрова, Вдовин 2014: 42], повлекшее за собой возникновение целого ряда легенд, повествующих о деталях произошедших событий.

Многие современные исследователи утверждают, что влияние советского представления о Лермонтове, своеобразного лермонтовского канона, получившего широкое распространение через внедрение в школьную программу преподавания литературы, до сих пор распространено в сознании большого количества читателей. Лермонтов как бы «законсервировался» в обличье «разочарованного, но вечно борющегося прогрессивного и просвещенного человека эпохи николаевской реакции» [Бодрова, Вдовин 2014: 49], который вместил в себя черты собственных героев (Печорина, Демона), находящихся в вечном стремлении к свободе.

На первый взгляд, образ Лермонтова, создаваемый Паустовским, напоминает традиционное продолжение советского мифа о поэте. Он также активно использует тему противостояния Лермонтова и царской власти, акцентирует внимание обращенности поэта к судьбе России и ее народа, разделяет версию о гибели поэта. Но не смотря на это, заметны существенные отличия в изображении Лермонтова, позволяющие судить об уникальности созданного Паустовским образа.

Не смотря на то, что как писатель Паустовский формировался под влиянием эстетики символизма, он не разделял мнения своих предшественников по поводу метафизической стороны творчества Лермонтова, его демонизме. Особый акцент писатель всегда ставил на проблемы социализации поэта, противостояния толпе, о которых Лермонтов очень ярко высказался, в частности, в стихотворении «Пророк». Через рассмотрение данной темы судьба Лермонтова оказывается связанной с личностью другого великого поэта – Пушкина, автора одноименного поэтического текста. Преемственность поэтов четко прослеживается в том, каким образом Паустовский вводит Лермонтова в сюжет произведений, где поэт становится главным героем. Действие фильма «Лермонтов» (1943, реж. А. Гендельштейн) начинается с последних дней жизни великого классика, его дуэли и написания знаменитой «Смерти поэта». В пьесе «Поручик Лермонтов» события начинают разворачиваться на Кавказе во время первой ссылки поэта. В сцене разговора Лермонтова с Лекарем в духане герой представляется читателю легендарной личностью, заступившейся за Пушкина и сосланного за это «под черкесские пули» [Паустовский 1969: 12] . Слава о нём распространяется среди почитателей дара великого поэта, уважающих храброго защитника таланта больше, чем любого воина: «одно я вам скажу от чистого сердца: хотел бы я иметь такого отважного сына, как вы» [Паустовский 1969: 12]. В «Разливах рек» Лермонтов показан читателю на пути в ссылку в крепость Грозную. Паустовский акцентирует особое внимание на том, что поэт не торопится прибыть в пункт назначения, и паводок его не беспокоит: «Куда было скакать сломя голову? Под чеченскую пулю? Впервые за последние годы он с тревогой думал о смерти. Прошло мальчишеское время, когда ранняя гибель казалась ему заманчивым исходом в жизни. Никогда еще ему так не хотелось жить, как сейчас» [Паустовский ??? разливы рек ]. И именно в этом состоянии пророческими кажутся поэту строки Пушкина: «И может быть, на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной», обещающие простое человеческое счастье для человека, который не является простым.

Кроме того, Паустовский указывает и на связь характеров поэтов в пьесе в сцене ночной игры в горелки Лермонтова с молодыми друзьями. Радуясь как ребенок, Воронцова-Дашкова говорит: «Теперь я верю, Лермонтов, что вы истинный поэт. Затеять горелки среди этой белой ночи – что может быть бесшабашнее?» [Паустовский 1969: 16]. Герой же замечает: «Если бы Пушкин был жив, то, конечно, вышел бы и бегал с нами в горелки» [Паустовский 1969: 16]. Многократное сопоставление Паустовским Пушкина и Лермонтова говорит об исключительности обоих поэтов, об их значительности в процессе развития русской литературы. Слова Лермонтова о Пушкине: «Его имя будет сверкать в веках. Без него мы существовали бы ничтожной частью своей души. Даже эта северная ночь была бы иной для нас и не давала бы такого очарования, если бы не было Пушкина» [Паустовский 1969: 18] воспринимаются читателем пьесы как слова и о нём самом.

Говоря о теме преемственности поэтического дара, стоит упомянуть о том, что две из трех пьес Паустовского посвящены личностям Пушкина и Лермонтова. А конфликт в пьесе «Наш современник» (Пушкин) начинает разворачиваться после упоминания о смерти Байрона и соотнесении его роли в истории с ролью в ней Пушкина: «В истории России вы сыграете большую роль, чем Байрон в истории Греции. Несравнимо большую. Помяните мои слова!» [Паустовский 1969: 115]. Тема изображения образа Пушкина Паустовским заслуживает отдельного рассмотрения.

Немаловажным компонентом формирования образа Лермонтова является изображение его характера. Паустовский показывает поэта как человека, в котором гармонично сочетаются чувствительность и бунтарство: своего друга Одоевского он любит, не смотря на то, что тот является государственным преступником. Его наказание Лермонтов считает несправедливым и жестоким, потому что изгнание из родной земли для них обоих – тяжкое бремя: «я счастлив, что возвращаюсь в Россию. Там всё. Там друзья и надежды. И поверишь ли, Саша, почему-то поэзия легче всего рождается под нашим сереньким небом» [Паустовский 1969: 13]. Лермонтов с точки зрения автора не боится противостоять влиятельным людям ради близкого друга, и при этом его не пугают угрожающие последствия. Таким образом, по-настоящему высшей ценностью для поэта представляются дружба и поэзия.

Мотив противостояния Лермонтова светскому обществу Паустовский использует, совпадая с настроением собственной эпохи, однако при внимательном рассмотрении видно, что автор не пытается сделать из поэта символ революции. Целью Паустовского становится изображение неизбежности вражды поэта со своими сильными современниками и осознание через это ценности свободы творчества и самовыражения. Лермонтов Паустовского вступает в борьбу не из-за назревшего исторического конфликта между монархическим обществом и подавляемым народом, а из-за чувства необходимости донести до каждого человека идею противостояния всему недолжному в человеке и в мире через обращение к прекрасному. В этом смысле герой Паустовского напоминает персонажа Серебряного века.

Обозначенный мотив особенно ярко реализован в пьесе «Поручик Лермонтов». В основу её конфликта Паустовский заложил противоречия между поэтом и светом, поэтом и императорской властью. Ярче всего обе эти линии проявляются в связи с темой творчества и, особенно, в связи с именем Пушкина. Ни светские деятели (сын французского посла Барант, придворный Васильчиков, писатель Соллогуб), ни представители власти (жандармы, Бенкендорф, сама великая княгиня Мария Николаевна) не способны понять страданий Лермонтова по поводу смерти Пушкина. Его заступничество за имя великого поэта, многочисленные эпиграммы на его противников характеризуются как действия обычного выскочки. С другой стороны, простые люди из народа: упомянутый уже лекарь, духанщик, комендант арестного дома, не до конца понимая, но ощущая величие дара Лермонтова, сочувствуют ему. Комендант тюрьмы, в которой оказался поэт не только не осудил его за написание стихов на стене камеры, но и дал бумагу для того, чтобы их переписать и сохранить: «Стихи, говорят, у вас превосходные» [Паустовский 1969: 43]. Не всем дано понять глубину поэзии, но многие чувствуют её великую силу и стараются уберечь поэта.

Кроме того, на стороне поэта оказываются близкие друзья, ссыльный поэт и декабрист Одоевский, Столыпин (Монго), критик Белинский и влюбленная в Лермонтова графиня Мусина-Пушкина. В словах Одоевского «Пиши – бог дал тебе много, с тебя много Россия и взыщет» [Паустовский 1969: 14] содержится вся суть миссии поэта, одаренного свыше не только талантом, но огромной ответственностью перед своим народом. Столыпин призывает поэта не вступать в борьбу с высшим светом, не только от того, что это опасно, но и потому, что поэзия способна, по его мнению, влиять на людей созидательно: «Я знаю не хуже, чем ты, что Россия страшна, что её засекли на конюшнях и в казармах, <…> Пиши! Твой голос растопит слезы если не у нас, то у потомков наших» [Паустовский 1969: 28]. И здесь актуализируется некрасовский мотив забитой хлыстом жестокого погонщика клячи:

Под жестокой рукой человека

Чуть жива, безобразно тоща,
Надрывается лошадь-калека,

Непосильную ношу влача.

Россия, скрытая в этом ярком образе, её народ, задушенный жандармскими слежками, казарменными порядками, находится в некрасовском изображении в крайне ослабленном и безвыходном состоянии. Лермонтов же у Паустовского, ощущающий ту же гнетущую атмосферу, чувствует в себе силы и желание развязать кровавую битву с врагами. Он негодует от того, что родился в эпоху безвременья, когда «грозный двадцать пятый год» разжигал желание бороться в сердцах людей и выводил их на площади. Но современность сулит лишь молчаливое несогласие, сплетни и страх. Именно поэтому Лермонтов просит бабушку похлопотать об отставке, потому что служить императору, который его самого перевел в поручики, а многих других «в мертвецы», не возможно. В противном же случае герой говорит о готовности к переводу на Кавказ, где борьба с врагом имеет смысл и заключается в истинной битве за жизнь.

Сам Лермонтов в пьесе Паустовского описывает современную ему Россию как обманчивую своей пышной красотой землю: «Недавно я ехал в Царское на лошадях. Подходила гроза. Передо мной в темноте стояли густые высокие нивы, подымались кущи столетних деревьев, и мне казалось, что я еду по богатой, устроенной к счастью стране. <…> Но сверкнула очень яркая зарница, и я увидел каждый колос хлеба на пыльных полях. Колосья были редкие и пустые. Так исчез обман богатой и счастливой страны» [Паустовский 1969: 22]. Наполнено этим поддельным сверкающим блеском оказывается не только пространство, но и люди, его населяющие. Сама великая княгиня Мария Николаевна, о которой в свете отзываются как о великой ценительнице поэзии и очаровательной женщине, оказывается при ближайшем рассмотрении колкой и озлобленной, доверяющей распускаемым о Лермонтове и Мусиной-Пушкиной слухам. Поэтому не удивительной кажется фраза поэта: «Временами мне кажется, что я вернулся с Кавказа не в Петербург, а в город, населенный монстрами».

Паустовский изображает Лермонтова нежелающим встроиться в существующий порядок вещей, его стремление высказать собственное нелицеприятное мнение вынуждает блюстителей порядка под руководством Бенкендорфа принимать особые меры. Паустовский намеренно включает сцену перед занавесом первого действия пьесы, в которой озвучивается желание избавиться от поэта: «Человек зарвется и никакого выхода нам с вами не даст, как только поставить его самого под пулю» [Паустовский 1969: 26]. Лермонтов воспринимается как очень опасный для государственного порядка человек, потому что действительно владеет словом и может совершить благодаря ему настоящий переворот: «Его величество справедливо заметил на днях, что поэзия есть вещество взрывчатое» [Паустовский 1969: 26]. Эта взрывчатость поэзии сообразуется с характерами и Лермонтова и Пушкина, которые действовали, поддаваясь порыву вдохновения и необходимости донести определенные мысли до своего читателя, не задумываясь при этом о последствиях. Достаточно вспомнить, к примеру, историю написания Пушкиным оды «Вольность» или «Смерти поэта» Лермонтовым. И реакцию на данные произведения в высших кругах, против которых они были направлены, также можно назвать бурной и молниеносной.

Ярче всего Паустовский показывает отношение Лермонтова к поэзии в сцене разговора с Белинским в тюремной камере. Великий критик удивляется тому, как легко поэт обращается со своей жизнью и талантом, не задумываясь о грозящей ему опасности, на что Лермонтов отвечает крайне образно. Создавая свои стихи, он как бы оказывается в центр радуги, внутри алмазного водопада, и в этот момент его захватывает «демон поэзии», сопротивляться которому просто не возможно. Поэтому вражда с властями, едкие и громкие речи в их сторону – это не осознанный выбор, а невозможность сопротивления великой силе, с которой приходится сталкиваться поэту. Её чувствуют не только поэты, но и окружающие.

Отношение к гибели поэта, описанное в пьесе «Поручик Лермонтов» и рассказе «Разливы рек», у писателя однозначное и постоянно выражается в мысли о том, что Лермонтов не только не стремился к смерти, но и осознавал желание жить и чувствовал в себе полноту жизненных сил. К примеру, в эпизоде пьесы, в котором поэт находится в тюрьме, Паустовский вкладывает в его уста фразу: «у меня слишком много замыслов, чтобы думать о случайной пуле. Боюсь только, что мне не дадут жить» [Паустовский 1969: 42]. Там же в беседе с бабушкой поэт говорит об отставке и возвращении в Тарханы для того, чтобы больше работать над стихами. В целом, очевидно, что Паустовскому важно подчеркнуть приоритет жизни и искусства для Лермонтова, и единственной помехой для этого выступают многочисленные недоброжелатели, жандармы и представители придворного мира. В финале рассказа «Разливы рек» даже прописана мысль, согласующаяся с традиционной советской версией, о том, что гибель поэта была подстроена: «И последнее, что он заметил на земле, - одновременно с выстрелом Мартынова ему почудился второй выстрел, из кустов над обрывом, над которым он стоял» [Паустовский ???]. Однако для Паустовского это не уверенная позиция обвинителя господствующего класса, а лишь намек на возможность подобного исхода событий. Любопытно при этом обратить внимание на то, каким образом писатель изображает обстановку сопровождающую дуэль. Оба раза гибель поэта описывается на фоне бушующей грозы, что, кстати, полностью совпадает со свидетельствами очевидцев произошедшего. Один из близких друзей Лермонтова, князь Васильчиков, в своих воспоминаниях писал: «Черная туча, медленно поднимавшаяся на горизонте, разразилась страшной грозой, и перекаты грома пели вечную память новопреставленному рабу Михаилу». Паустовский придал природному явлению особенный смысл, поэтизируя его: в пьесе выстрел Мартынова происходит одновременно с ударом грома, в рассказе лаконично сказано: «Кавказ сотрясался от раскатов грома» [Паустовский ???], И в том и другом случае читателя охватывает ощущение неизбежности происходящего, уверенности во вмешательстве в судьбу поэта высших сил.

Подводя итог сказанному, следует отметить, что Лермонтов в творческом сознании Паустовского преображается в уникальный художественный образ. Внутри авторской концепции отношения к миру создание подобного образа помогает обозначить существующие проблемы, отобразить ценности, являющиеся ключевыми для человечества в эпоху перемен. Столь пристальное внимание к личности и творчеству Лермонтова объясняется желанием Паустовского достичь основной цели искусства, «великой революции духа», которая заключается в преобразовании жизни путем возрождения традиционных моральных ценностей и одновременного создания нового идеала человека. Лермонтов для Паустовского становится образцом человека, который способен изменить мир к лучшему и гармонично встроиться в него. Автор не раз обращает внимание на то, что поэт в своем творчестве не только отображает недостатки современного ему миропорядка, но и показывает пути выхода из этого состояния через избавление от всего недолжного. В мире Лермонтова с его несправедливостью и жестокостью, в мире, где поэт обречен пребывать в состоянии постоянной борьбы с жандармами и приближенными императора, Паустовский видит нечто общее с собственным миром, погруженным в другую эпоху, но атакованным всё теми же проблемами. После выхода в 1956 году романа В. Д. Дудинцева «Не хлебом единым» Паустовский произнес речь, в которой было сказано о злободневности книги, повествующей о судьбе изобретателя Лопаткина, вынужденного бороться с бюрократической системой и её представителями в лице Дроздова. Это борьба прогрессивного творческого человека с искусственно созданным врагом, отвлекающим от истинного сражения с людским невежеством, отдаляет момент создания нового мира. Книга Дудинцева, по мнению Паустовского, содержит в себе огромную тревогу за моральный облик человека, за его чистоту, за народную культуру. Это призыв к необходимости уничтожения всего противного искусству: «Роман Дудинцева - это первое сражение с Дроздовыми, на которых наша литература должна накинуться, пока они не будут уничтожены в нашей стране». По мнению Паустовского, такие люди как Дроздов, препятствуя Лопаткину, мешают развитию духовной жизни народа, развитию науки и искусства, а значит, тормозят достижение истинной цели революции – расцвету человеческой цивилизации.

Лермонтов у Паустовского не сопротивлялся классовому или государственному устройству и царской власти, он не делил людей по принципу происхождения, принадлежности, но боролся со всем недолжным в человеке: злом, надменностью, завистью, жестокостью. Он боролся с этим и внутри самого себя. И самым лучшим инструментом в этой борьбе было искусство. Паустовский верил в то, что благодаря такой борьбе мир может измениться, что все, за что предшественники боролись веками, воплотится: «Недалеко то время, когда снова над нами будет с удесятеренной силой властвовать искусство, когда оно снова овеет нас своей вековечной мудростью, своими образами, выплавленными на революционном огне, своими порывами, созданием новых ценностей, которых мы не ждем и не можем предугадать». И конечная цель для Паустовского – «революция духа», воплотится в жизнь.

Список литературы

Андроников, И. Л. Образ Лермонтова / И. Л. Андроников // Лермонтовская энциклопедия. – М. : издательство «Советская энциклопедия», 1981. – С. 12-22.
Бодрова, А. С., Вдовин, А. В. Лермонтов в советской школе (1953-1991): канон, идеология, педагогика / А. С. Бодрова, А. В. Вдовин // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. – 2014. – № 5. – С. 33-53.
Журавлева, А. И. Лермонтов в русской литературе. Проблемы поэтики / А. И. Журавлева // М. : Прогресс-Традиция, 2002. – 288 с.
Игошева, Т. В. «Стоя над бездной…»: мифологизация образа Лермонтова в статье А. Блока «Безвременье» / Т. В. Игошева // Соловьевские исследования. Выпуск 1 (45). – 2015. – С. 147-161.
Казанцева, И. А. Творчество М. Ю. Лермонтова в осмыслении К. Г. Паустовского / И. А. Казанцева // Вестник ТвГУ. Серия «Филология». – 2014. – № 1. – С. 42-46.
Карпеченко, Т. В. Писатель и творчество в эстетической концепции К. Г. Паустовского : автореф. дис. … канд. филол. наук / Т. В. Карпеченко. – М. 2000.
Катаев, В. Б. К постановке проблемы образа автора / В. Б. Катаев // Филологические науки: научные доклады высшей школы. – М. : АЛМАВЕСТ. – 1966. – № 1. – С. 29-41.
Курбатова, Ю. В. Художник и время в автобиографической прозе И.А. Бунина ("Жизнь Арсеньева") и К.Г. Паустовского ("Повесть о жизни") : дисс. …канд. филол. наук / Ю. В. Курбатова. – М. 2009. – 222 с.
Мережковский, Д. С. М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества / Д. С. Мережковский. – Текст: электронный // M. Ю. Лермонтов: pro et contra / Сост. В. М. Маркович, Г. Е. Потапова, коммент. Г. Е. Потаповой и Н. Ю. Заварзиной. – СПб. : РХГИ, 2002. – URL: http://az.lib.ru/m/merezhkowskij_d_s/text_0090-1.shtml (дата обращения: 15.07.2021)
Милевская, Н. И. Версии и мифы Серебряного века о жизни и смерти Лермонтова / Н. И. Милевская // Вестник ТГПУ. – 2014. – № 9 (150). – С. 131-139.
Некрасов, Н. А. До сумерек / Е. А. Некрасов. – Текст : электронный // Полное собрание сочинений в трех томах, тт. 1-3 Л. : Советский писатель, 1967. – URL : http://az.lib.ru/n/nekrasow_n_a/text_0020.shtml (дата обращения: 16.07.2021)
Паустовский К. Г. Краткая запись речи Паустовского на обсуждении романа Дудинцева «Не хлебом единым» / К. Г. Паустовский. – URL : http://paustovskiy-lit.ru/paustovskiy/bio/ne-hlebom-edinym.htm (дата обращения: 09.08.2021)
Паустовский, К. Г. Собрание сочинений в восьми томах / К. Г. Паустовский. – М. : Художественная литература, 1969. – Т. 7 : Пьесы, рассказы, сказки. – 606 с.
Пумплянский, Л. В. Стиховая речь Лермонтова / Л. В. Пумплянский. – Текст : электронный // АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — М.: Изд-во АН СССР, 1941. — Кн. I. — С. 389—424. — (Лит. наследство; Т. 43/44). – URL : http://feb-web.ru/feb/litnas/texts/l43/l43-389-.htm (дата обращения: 21.07.2021)