УДК 80

«Новая реальность» в прозе Владимира Маканина и проблема выбора героя

Федченко Наталья Леонидовна – кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка, литературы и методики их преподавания Армавирского государственного педагогического университета.

Аннотация: Статья посвящена исследованию некоторых аспектов позднего творчества В. Маканина, в котором автор отражает образ современной ему реальности и поиск человеком себя в меняющемся мире. Не признавая закон самотечности жизни, герой писателя идет против толпы, чтобы сохранить себя от разрушающего влияния времени.

Ключевые слова: свобода личности, самотечность, выбор, герой, понятие толпы, противопоставление.

Владимир Маканин, ярчайший представитель поколения «сорокалетних», по мнению некоторых критиков, его неформальный лидер, – одна из наиболее заметных фигур современной отечественной литературы. С началом ХХI столетия Маканин, его произведения неизменно находились в центре внимания критиков и общественности, литературоведов и филологов в целом.

Причина столь пристального внимания в том, что художественная проза Маканина выглядит особенной: она не совпадает с реализмом, близка постмодернизму, но при этом не отождествляется с ним. Произведения Маканина неразрывно связаны с русской классической литературой: с творчеством Ф.Достоевского, М.Булгакова. В то же время несомненно расхождение с традиционной прозой, ее фундаментальное переосмысление вплоть до обретения ею новой формы.

Трансформация взглядов Владимира Маканина уходит корнями к перестроечным процессам. И. Роднянская пишет, что автор публикует в журналах ряд повестей и рассказов «порой донельзя странных, порой и не претендующих на удачу, иногда же пронзительно впечатляющих, но во всех случаях не тех, что прежде» (Роднянская, http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1997/4/rodn.html).

В рассказах автора рассматриваемого периода на первый план выходит проблема борьбы свободы личности с «самотечностью», где второе является безусловной доминантой. Человек, маканинский герой, не может выйти из потока жизни, не может освободиться от бытовых сцеплений. В объяснении и конкретизации нуждается понятие «самотечность», а точнее «самотечность жизни» (фраза, прозвучавшая в «Повести о старом поселке»). «Самотечность жизни» – это логика повседневности и обыденности, человек становится частью собственного быта и зависимостей, будничного автоматизма. Это также маркер «тотального социального разочарования и “примирения” с уродливой действительностью “застоя”» [Лейдерман, Липовецкий, с. 629].

Коренное неудовлетворение, недовольство и протест против «самотечности» наиболее глубоко исследованы автором в рассказе «Антилидер» (1984). В центре сюжета находится человек, с одной стороны, «смирный и терпеливый», «добродушный, так и не научившийся качать права», а с другой – герой, в котором живет буйство, обязательно адресованное против кого-нибудь. В груди его нарастает жжение, злость на «удачника», выделяющегося человека, злость, которая всегда выливается в виде физического насилия.

Главный герой бунтует, восстает против «самотечности», которая возвышает одних людей над другими. Героем движет желание всех уровнять, он руководствуется принципом равенства всех людей (злость по отношению к новому человеку в компании друзей, к выделяющемуся весельчаку, который «сорит» деньгами).

В. Маканин предлагает читателю сочувствовать Куренкову, недаром его злость больше похожа на неизлечимый и неподвластный чему-либо недуг: «…Он темнел лицом, смуглел, отчего на лоб и щеки ложился вроде бы загар, похожий на степной. Он худел. И можно сказать, что становился маленьким», «Он вышагивал, курил, а жжение в груди беспокоило все больше» [Маканин, https://libking.ru/books/prose-/prose-contemporary/105665-vladimir-makanin-antilider.html]. Это положение нельзя назвать примечательным или удивительным, любовь к своему герою автор транслирует на протяжении всего своего творчества.

Этот маканинский герой «обречен». Сначала сосед Туковский, несколько раз сидевший, невзначай при встрече у почтового ящика предречет: «…По лицу твоему я читаю – сидеть тебе в тюрьме»; затем он же скажет Шурочке, которая соберется ехать к Толику, отбывающему наказание за драку в общественном транспорте: «– Несчастливая ты, Шурочка. Боюсь, не вернется он живым» – «Он сказал, как в воду глядел» [там же]. Становится очевидным, что к такому финалу Куренкова привела именно «самотечность жизни», когда он, будучи человеком ничем не хуже других, а может в чем-то и лучше, становится заложником судьбы: внимание, любовь, достаток, сила – все сопутствовало не ему, а кому-то другому. В финале рассказа автор демонстрирует победу животного и инстинктивного над духовным (поток неконтролируемой злости главного героя выливается в драку, где он погибает).

Повесть В. Маканина «Лаз» – антиутопическое произведение, повесть-предостережение, отклик писателя на процессы, которые происходили в России на рубеже 80-90-х гг.: если человек, личность, потеряет свою духовную ценность, то общество может превратиться в «биологическую массу».

Литературоведы рассматривают повесть как «художественный код времени», как «заключительную главу огромного пунктирного эпического романа-хроники, объявшего необъятное быстрое течение русского полувека от дней войны до дней свободы» [Марченко, http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_1993_9/Content/Publication6_6107/Default.aspx]. С. Тимина утверждает: «Разнообразие маканинских сюжетов и картин, вся его поэтическая система направлены на разработку символики предупреждения… Оперируя богатым спектром формальных приемов, в том числе усвоив стилевые уроки постмодернизма, В. Маканин не оказывается в плену формальной новизны как таковой. Его тексты являют собой емкую, развертываемую в жизненном пространстве метафору. Форма становится самим содержанием. Интертекстуальность, мотивность и другие главные “герои” постмодернизма в поэтике Маканина всего лишь опорные точки, осуществляющие ритм движения внутри глобального метафорического пространства» [Тимина, с. 22].

Важно также замечание А. Проханова, изложенное в статье «Кристаллография Маканина»: «…В “маканинских” московских квартирах видна вся Россия» [Проханов, https://litrossia.ru/item/7555-alexandr-prohanov-kristallografia-makanina/].

«Лаз» – пророческое произведение, поражающее глубиной смыслов, спрятанных в нем. В лабиринтах повести переплетены мотивы света и тьмы, жизни и смерти, настоящего и будущего.

Перед нами два мира. Тот, что сверху, кажется истинным, снизу – вымыслом. М. Амусин, пытаясь объяснить суть маканинского двоемирия, предполагает: «Можно понять дело так, что “верх” – это реальность, а “низ” – мечта, утопия... Можно заключить, что “верх” – постылое и непреложное настоящее; тогда “низ” – согретое и приукрашенное ностальгией прошлое...» [Амусин, https://docplayer.ru/56856584-Hudozhestvennyy-konflikt-v-povesti-v-s-makanina-laz.html].

Тот мир, который наверху, представляет собой разрушенный мир с почти покинувшей его жизнью, которая только изредка вспыхивает в тусклых огнях фонарей и тут же гаснет, прячется, боится быть обнаруженной. Над землей находится действительность с серыми пятиэтажками, квартиры которых давно покинуты жителями. А те люди, которые по каким-либо причинам вынуждены до сих пор ютиться в бетонных коробках, должны скрывать своё существование за плотными шторами («Шторы – наши запоры. Нас нет. Нас никого нет. Нас совсем нет» [Маканин, https://www.litres.ru/vladimir-makanin/laz/chitat-onlayn/]).

Вокруг разбитые витрины магазинов с опустошёнными полками, неработающие телефоны в будках, пустые улицы, выходить на которые боятся даже воры. Однако и среди этой группы населения всё же находится «вор, сидящий верхом на жертве и роющийся в её карманах» – символ опустошённости, омертвлённости души, показательного унижения «ещё живых внутренне» и насилия над ними.

Ключарев, главный герой произведения, живет в «верхней» реальности. Здесь его семья, здесь когда-то был такой дорогой его сердцу мир. Время разлучает его и с прежней жизнью, и с друзьями: друг героя Павлов умирает от инфаркта, упав прямо на улице, Чурсин с семьёй прячется в бункере. Наверху правит время, которое диктует, что людям нужно находиться отдельно друг от друга для того, чтобы выжить. Ключарёв теперь боится улиц, сумерек, боится толпы.

Толпа – один из центральных образов произведения, являющийся неотъемлемой частью жизни наверху. Она бездумна и бездушна, идет на поводу у инстинктов, беспощадна по отношению к человеческой жизни («Толпа затоптала парнишку», «В толпе погибло две сотни народу» [там же]). Она возникает из ниоткуда, а продолжается нескончаемым потоком, способным «зажевать» человека, а потом также легко его «выплюнуть».

Главный герой утверждает: «Лица в толпе жестки, угрюмы. Монолита нет – внутри себя толпа разная, и все это толпа, с ее непредсказуемой готовностью, с ее повышенной внушаемостью. …Люди теснимы, и они же – теснят» [там же]. Каждый, кто не согласен с толпой, может умереть. Её «обязанность» – превратить отдельного человека в стадо, подавить, заставить влиться в общий поток. Ключарёву приходится однажды столкнуться с толпой, вернее, пересечь её, чтобы оказаться на другой стороне площади. Он делал это, словно перебирался через бурную неуправляемую реку, ведь такая огромная масса людей никому ничего не должна, ей «не перед кем держать ответ, кроме как перед самой собой» [там же].

Однако, как бы негативно ни относился к толпе автор произведения, он вынужден признать, что каждый из нас так или иначе является её частью. Выражается это в словах жителей подземного города: «Мы, как пчёлы, повязаны ройностью. И как пчёлы, мы погибнем все сразу, если погибнем» [там же].

Вторая реальность – подземный мир, где много пищи, развлечений, но «маловато кислорода». Этот мир полностью противопоставлен тому, что наверху. Маканин строит сюжет таким образом, что две действительности будто меняются местами, и «белая», освещённая, таится под землёй, а полумрак царствует над ней. Лаз, о котором знает только главный герой, выступает связующим элементом между суровой реальностью и созданным комфортом.

Однако мы не можем однозначно поделить эти миры на «черное» и «белое»: наверху трудно жить, полутьма, но здесь семья главного героя – «свет его души». Внизу же всё идеально, но Ключарев понимает, что там находиться – это не выход. У персонажа есть как личные причины этого (больной сын в лаз не пролезет), так и общее понимание, что свобода жителей подземелья – мнимая.

«Чёрное» в разных реальностях сливается с «белым» ещё и потому, что наверху не полный мрак, а лишь полутьма, ночь ещё только надвигается. Здесь изредка всё же ещё проскальзывают лучи света: «одинокий фонарь», фонарик жены, в котором пока ещё не сели батарейки, внезапно сверкнувшие окна, в которых «забыв, включили свет, но быстро выключили, опомнившись» [там же]. Наверху, несмотря на общее, казалось бы, омертвение, своеобразный конец света, всё ещё понемногу теплится жизнь людей, которые не хотят слиться с толпой. Они прячутся, «гаснут», но всё ещё таят в себе искорки надежды.

Внизу все освещено, но свет следует за героем буквально по пятам, ни на секунду не оставляя его. Поначалу герою нравится бродить по коридорам, в которых «как на улице в яркий день, всегда светло», но со временем ему приносит дискомфорт свет, бьющий словно шпага, «свет и свет, а откуда, не понятно» [там же]. К тому же шахматный пол в подземелье будто «портит» идеальный мир освещённого пространства. Но на это люди старательно пытаются не обращать внимания. Окружающая действительность лаза заставляет людей забывать о том, какая жизнь у них была ранее. Они вынуждены находиться здесь для того, чтобы просто выжить.

Автор стремится изобразить подземную утопию, некий светлый счастливый мир с декларированием стихотворений, разговорами за кофейными столиками. Здесь нет споров, если это только не политические дебаты о судьбе тех, кто наверху, или социологический опрос «о вере в будущее». Здесь даже смерть, казалось бы, тиха и легка, но она пугающе безлика: «Слушая стихи, человек закашлялся и согнулся, – казалось, он сейчас распрямится, но он все сгибался, сгибался... и падает, откинув голову» [там же]. Её здесь очень стараются скрыть, не замечают: «Некоторые оглянулись. Но в общей увлеченности мало кто заметил. К упавшему, впрочем, тут же подходят люди в белых халатах и, удостоверившись, что умер, – уносят. Быстро» [там же]. Мокрая лужа на асфальте – всё, что осталось от человека.

В то же время подземелье – это «глоток свежего воздуха» для Ключарёва. Вниз он спускается не только приобрести необходимые вещи, но и для того, чтобы услышать «высокие слова, без которых ему не жить» [там же]. Люди внизу – в большинстве своём интеллигенты. Они говорят много и живо, «искренно и с болью за человеческий (такой скромный) итог» [там же]. Их слова звучат высоко, однако не убеждают. Ключарев понимает, что, несмотря на то, что ему «близки, дороги их слова», он не может остаться внизу. Подземелье – это не идеал жизни, это искусственно созданная жизнь. Сюда вроде бы «стекло» «всё лучшее» «сверху», но здесь оно навеки и останется. Манящей блестящей «сытой реальности» герой предпочитает ответственность за свою семью: жену и больного сына, которого отставание от сверстников «просветлило», «не сказалось на его внутреннем мире» отрицательно. Больше всего главный герой боится, что мальчик осознает нынешнюю ситуацию. Денис же и «держит» Ключарёва по эту сторону реальности. «Мальчик мой», – говорит о нём главный герой, – «он же не в один лаз не пролезет» [там же].

Преодоление «портала» в другой мир даётся герою с трудом и невыносимой болью. Каждый раз, выбираясь, он наносит себе раны: то раздирает спину камнями, то травмируется инструментами, нужными для сооружения пещеры. Лаз в повести может то расширяться, то сужаться. Ключарев постоянно боится застрять в нём, но он все равно лезет и лезет, и дело не только в социальной нужде, но и в духовной жажде.

Лаз делит «верх» и «низ», как и главный герой. Ключарёв занимает среднее место в пространственно-временной организации повести. Он такой же, как и лаз, «связующий элемент» между верхом и низом, интеллигент в лыжной шапочке с помпоном. Он ещё жив, он ощущает душевную боль за свою семью, за людей, которые вынуждены прятаться, он сочувствует жене своего друга Ольге и помогает ей похоронить Павлова. Герой тщательно оберегает свою шапочку, будто это единственная деталь, напоминающая о минувшей жизни. Он цепляется за подземелье, и когда лаз в последний раз закрывается, «старается не думать о том, как огромна его потеря. Не мыслящих людей теряет он, но саму мысль – ход мысли» [там же].

Ключарев вынужден приспосабливаться к новой жизни, питаясь «глубиной, которая раньше эту жизнь питала. Один из толпы, тоже весь её» [Роднянская, https://lit.wikireading.ru/41024]. Поэтому он вынужден создавать свой «ковчег» – единственную надежду на спасение – пещеру. Примечательно направление, в котором герой Маканина роет свою пещеру. Он строит убежище в овраге, где «копать легче, ибо принцип всякой пещеры прост и состоит в том, что копать не вглубь, а в бок» [Маканин, https://www.litres.ru/vladimir-makanin/laz/chitat-onlayn/]. Будучи сердцем и душой внизу, а разумом в своей разрушающейся пятиэтажке, он выбирает «середину», будто желает быть и тут, и там. Для него обе реальности настоящие, но он настолько устал быть «промежуточным звеном», что в очередной, последний раз, вылезая из лаза, он ненадолго теряет сознание – засыпает.

Сон свой Ключарёв отвергает как «недоверие к разуму». Но в этом сновидении воплощаются и его надежды, и его страхи. Не получая в ответ желаемого, он в ужасе «всё тянет и тянет уже сотни, тысячи палок для слепых» [там же]… Вместо «ответа душе» [Серафимова, https://www.vestnik-mgou.ru/Articles/Doc/3019], – палки; вместо надежды вновь увидеть свет – приспособление для перемещения в темноте. Такое послание он получает от близких по духу ему людей, от тех, кто при прохождении опроса там, внизу, отказался верить в будущее и положил в стопку свой билет.

Маканин не оставляет читателя в темноте: Ключарев пробуждается ото сна, вернее его будит «добрый человек в сумерках». Диалог с этим героем занимает центральное место в произведении: «– Вставайте, – повторяет он так же утвердительно, со спокойной и терпеливой улыбкой. …Рука теплая, прикосновение, которое остается с Ключарёвым и после. Ключарёв встает. – Да, – говорит он, потягиваясь. – Как стемнело. – Но еще не ночь, – говорит тот человек, опять же с мягкой улыбкой, которую Ключарёв не столько видит, сколько угадывает в полутьме» [Маканин, https://www.litres.ru/vladimir-makanin/laz/chitat-onlayn/].

«Ещё не ночь…» – образ героя, произнесшего эту фразу, является утверждением «человеческого в человеке». Облик доброго человека в сумерках – это образ Иисуса Христа, который в самый сложный момент «протягивает руку… прикосновение, которое остаётся с Ключарёвым и после» [там же]. Он дарит надежду на будущее, на жизнь. Несмотря на полумрак, «человек ещё стоит на том же месте… Его фигура мало-помалу растворяется (и всё же не растворяется до конца) в сумерках» [там же].

Финал произведения открыт и до конца не ясен. Надежда есть, но использует ли её человечество – большой вопрос. Как заметила И. Роднянская, по истечению десятилетия «ни одно из антиутопических предсказаний не осуществилось с такой очевидностью, как это…Какие там инвестиции, если “тяжело жить жизнь”, если сломлен дух» [Роднянская, https://lit.wikireading.ru/41024].

Список литературы

Роднянская И. Сюжеты тревоги. Маканин под знаком «новой жестокости». – URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1997/4/rodn.html (дата обращения: 13.12.2023)
Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: в 2 тт. – Т. 2. – М.: Издательский центр «Академия»,
Маканин В. Антилидер. – URL: https://libking.ru/books/prose-/prose-contemporary/105665-vladimir-makanin-antilider.html (дата обращения: 12.09.2023)
Марченко А. Гексагональная решетка для мистера Букера // Новый мир. – 1993. – № 9. – URL: http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_1993_9/Content/Publication6_6107/Default.aspx (дата обращения 12.09.2023)
Современная русская литература конца XX — начала XXI века. / Под редакцией С.И. Тиминой. – М.: Издательский центр «Академия»,
Проханов А. // Литературная Россия. – 1979. - № 30. – URL: https://litrossia.ru/item/7555-alexandr-prohanov-kristallografia-makanina/ (дата обращения 22.09.2023)
Амусин М.Ф. Алхимия повседневности: очерк творчества Владимира Маканина. – М.: Эксмо, 2010. – URL: https://docplayer.ru/56856584-Hudozhestvennyy-konflikt-v-povesti-v-s-makanina-laz.html (дата обращения 22.09.2023)
Маканин В. Лаз // Новый мир. – 1991. – № 5. – URL: https://www.litres.ru/vladimir-makanin/laz/chitat-onlayn/ (дата обращения 18.09.2023)
Серафимова В.Д. В поисках констант бытия. «Лаз», «Предтеча», «Отставший» В. Маканина // «Новые робинзоны (Хроника конца ХХ века)» Л. Петрушевской. – Электронный ресурс. – URL: https://www.vestnik-mgou.ru/Articles/Doc/3019 (дата обращения 03.09.2023)