УДК 93/94

Донская деревня в канун коллективизации

Филатов Сергей Викторович – кандидат исторических наук, доцент кафедры Исторических наук и политологии Ростовского государственного экономического университета

Аннотация: В статье рассматривается социально-экономическая дифференциация деревни Дона накануне коллективизации сельского хозяйства Северокавказского края РСФСР. Показан процесс изменения государственной политики в отношении зажиточных слоев деревни. Сделан вывод о фактическом начале «раскулачивания» на Дону до официального провозглашения данного курса партийно-государственными органами в масштабе всей страны в 1930 г.

Ключевые слова: коллективизация, новая экономическая политика, кулак, крестьянское индивидуальное хозяйство, хлебозаготовки, мешочник.

К середине 1920-х гг. социально-экономическая ситуация в советской деревне свидетельствовала о преодолении последствий военно-революционного лихолетья. Показатели сбора зерновых, поголовья скота и продуктивности животноводства неуклонно приближались к уровню довоенного 1913 г.

Восстановительный рост в аграрном секторе происходил на основе многоукладной экономической модели. Среди преобладающей массы индивидуальных крестьянских хозяйств функционировали разнообразные сельскохозяйственные коммуны, товарищества по совместной обработке земли, колхозы и совхозы. Умеренный либерализм новой экономической политики советского правительства позволил к 1924-1926 гг. не только окрепнуть середняцким и зажиточным слоям деревни, но и увеличить их удельный вес в продовольственном обеспечении страны Советов. Об этом, в частности, свидетельствуют материалы бюджетных обследований крестьянских хозяйств Дона 1925 – 1927 гг. Так, в 1925 г. «среднепосевные» хозяйства (включавшие от 4 до 16 десятин земли) составлявшие 53% от всех дворов в донской деревне обеспечивали 55% товарного зерна по Северокавказскому краю. Доля же «зажиточных» хозяйств (включавших от 16 до 25 десятин земли и выше) в общем количестве дворов составляла 12%, тогда как в производстве товарного зерна по краю – 39% [1]. Таким образом, к середине 1920-х гг. на Дону до 2/3 товарного хлеба поставляли на рынок середняцкие и зажиточные индивидуальные крестьянские хозяйства. Эти же группы хозяйств Северокавказского края лучше остальных были обеспечены средствами производства. По данным на 1927 г. в группах «средних» и «зажиточных» дворов было сосредоточенно около 60% всего сельхозинвентаря по региону, что позволяло им не только своевременно обрабатывать собственные наделы, но также сдавать его в аренду низшим группам крестьян [1]. Если учесть, что в 1927 г. около 40% крестьянских хозяйств являлись «безинвентарными», а 57% - «бесплужными» [1], то аренда инвентаря нуждающимися в нем крестьянами выступал стабилизирующим фактором производственного процесса в аграрном секторе края. Данная специфика социально-экономического развития послереволюционной деревни должна была определить взвешенную аграрную политику, направленную на социальную консолидацию деревни, сохранению её материально-технической базы и дальнейшее стимулирование роста товарности сельского хозяйства. Однако история распорядилась иначе.

В декабре 1925 г. XIV съезд ВКП (б) принял эпохальное решение об индустриализации и уже с весны 1926 г. партийно-государственные органы активизировали борьбу с «зажиточными» слоями деревни. Решением апрельского 1926 г. Пленума ЦК ВКП (б) была усилена прогрессия сельхозналога, под действие которого попадали садоводство, огородничество, неземледельческие доходы. В декабре 1927 г. объявив курс на коллективизацию сельского хозяйства XV съезд ВКП (б) требовал вести «более решительное наступление на кулака» [3, с. 14, 245]. В результате несбалансированной ценовой политики и ряда других причин на рубеже 1927 – 1928 гг. в стране разгорелся хлебозаготовительный кризис. В январе 1928 г. зерна оказалось закуплено почти на 130 млн пудов меньше, чем в 1927 г. Это создавало известные угрозы планам индустриализации, било по материальному благосостоянию граждан. Пропаганда муссировала миф о главном виновнике кризиса – жадном «кулаке мироеде». С подачи высшего руководства страны во главе с И.В. Сталиным вводились чрезвычайные меры – в регионах формировались «тройки» по хлебозаготовкам, на места командировались особо уполномоченные. Крестьянство оказалось под прессом командно-административной системы.

В феврале 1928 г. бюро Донского окружного комитета партии при обсуждении вопроса «О ходе хлебозаготовок» вынесло типичное решение: «необходимо принять все возможные меры к точному определению количества кулацких хозяйств, количества хлеба в них, а также все меры воздействия к изъятию этого хлеба» [2]. Утверждалась практика лишения избирательных прав «кулаков». Наряду с этим, ограничивалась помощь в материально-техническом снабжении зажиточных хозяйств. В рекомендациях Северокавказского край­кома партии категорически подчеркивалось: «Машиноснабжение кулацких элементов деревни должно быть жестко ограничено с безусловным отказом как в сложных, так и в дефицитных машинах и отпуском только избыточных сельскохозяйственных машин, инвентаря и исключительно за наличный расчет (на период текущей хлебозагото­вительной кампании преимущественно за хлеб)» [5].     

С начала 1928 г. впервые в регионе стало широко практиковаться уголовное преследование лиц, ответственных за несвоевременную сдачу хлеба государственным заготовительным организациям или попытки его удержать до весеннего сева. Например, в Донском округе в течение 1928 г. за первый период (январь – февраль) хлебозаготовок по статье 107 УК РСФСР (1926 г.) было привлечено 246 «кулаков» и 81 середняк. Однако уже за второй период (май – июнь) под уголовное преследование попали 285 «кулаков» и 186 середняков. При этом из всех осужденных связанных с хлебозаготовительной кампанией по Донскому округу мая – июня 1928 г., были оправданы лишь 42 и только 109 дел прекращено за отсутствием состава преступления. Административный натиск на крестьян порой выходил и за рамки норм закона. В материалах Северокавказского крайкома ВКП (б) (декабрь 1928 г.) об этом было сказано так: «Стремление во что бы то ни стало выполнить задания, которые иногда были слишком велики, часто толка­ло партийные ячейки не только на безосновательное применение ста­тьи 107-й, но и на более незаконные меры (повальные обыски, внесу­дебные аресты, задержание при сельсоветах, запрещение выезда в поле для работ, допросы с угрозами и пр. (Камышеваха, Старощербиновская и др.)» [6]. Таким образом, фактически уже в 1928 г. донские крестьяне столкнулись с интенсивной политикой «раскулачивания» включавшей  разнообразные методы – от многократных натуральных штрафов до лишения свободы.          

Подобные меры воздействия на зажиточных крестьян, как правило, вызывали понимание среди бедноты. Однако «середняки» реагировали на них болезненно, пытаясь убедить власть в несправедливости подобных мероприятий. Об этом свидетельствуют многочисленные письма крестьян в редакцию краевой газеты «Советский пахарь», копии которых регулярно направились секретарю Северокавказского крайкома ВКП (б) А.А. Андрееву. В этой связи характерным было письмо крестьянина С. Скрипченко: «Зачем соввласть разделила крестьян на кулаков, бедняков и середняков? Этим только делается злоумышление на соввласть. Ведь все они помощники государства… На будущий год получил урожай сам 9, вагон ссыпал государству, и его лишили права голоса за его старания для государства. Дорогие вожди… повнимательнее относитесь к крестьянину» [7]. Недоумение текущей политикой выражали крестьяне Северокавказского края и в выступлениях на совещаниях по повышению урожайности, проходивших в течение 1928 г. На одном из них прозвучали такие слова: «Мне сказали граждане нашей округи, что на будущий год посев мы свертываем, налоги душат, не хотим быть кулаками» [8]. В некоторых случаях многочисленные голоса крестьян будили сомнения у власть предержащих в целесообразности текущей аграрной политики. Так, после посещения хозяйств Донского округа в ноябре 1928 г. председатель организационно-планового бюро Госплана РСФСР Р. Парфёнов в Докладной записке в ЦК ВКП (б) писал следующее: «В Мечётинском районе есть два хутора – Краснюковский и Казенный. В 1925 – 1926 гг. хутор Краснюковский считался образцовым, примерным, о нём говорили на съездах,  его приезжали изучать. В этом же, 1928 году, хутор был объявлен кулацким, в него был назначен особый уполномоченный по хлебозаготовкам, сельхозналог исчислен с чрезмерным повышением, ребят хуторских поисключали из школ-семилеток. Вот и пришлось краснюковцам отказаться от зяблевой вспашки, от рядового посева и ликвидировать свою маслобойную артель. И уж, конечно, никакой агитацией не затянешь их теперь на совеща­ния по поднятию урожайности. Не затянешь туда и их ближайших сосе­дей, которые на живом конкретном примере видят, что получается с теми мужиками, которые начинают жить по-культурному, по-культурному уха­живать за своей землей и за своим скотом» [9].

Несмотря на неоднозначную реакцию, как среди крестьян, так и среди партийных руководителей, политика наступления на зажиточные слои деревни продолжалась. Секретарь Северокавказ­ского крайкома ВКП (б) А. А. Андреев, выступая 30 ноября 1928 г. на совместном заседании бюро Северокавказского крайкома ВКП (б) с сек­ретарями обкомов и окружкомов ВКП (б), подчеркивал: «... назревает необходимость более серьезного отпора наглеющему кулацкому наступ­лению. Факты сводок ГПУ показывают, что кулак на­глеет... Без особого крика, без особого шума, но в отношении кулац­кого наступления, кулацкой активности мы должны себя показать как достаточно твердая власть» [10].

В следующем 1929 г. давление на зажиточных крестьян края ожидаемо усилилось. В мае 1929 г. А.А. Андреев на очередном совещании  Северокавказского крайкома ВКП (б) заявил: «Во время хлебоза­готовительной кампании мы недооценили того, что мы встретим со сто­роны кулака. Он оказался чрезвычайно организо­ванным с точки зрения объединения своих действий, а чрезвычайно солидарным в своем лагере и в каче­стве такового выступает по всему краю без всякого исключения; ведет пассивное сопротивление. Может ли тут стоять вопрос о том, чтобы уменьшить нажим на кулака? Ни в какой степени мы не должны показывать, что мы пасуем, что мы отступаем. Нажим на кулака мы должны осуществлять даже в еще более крепком виде... На станицу или на район взять несколько наиболее типичных, наиболее злостных кулацких хо­зяйств и их крепко ударить помимо обложения так, чтобы всем остальным было чувствительно, и тогда кулацкий фронт мы, безусловно, разобьем» [11].

Краевые партийные и советские органы неустанно призывали к уси­лению нажима на зажиточные хозяйства. В июне 1929 г. в телеграм­ме обкомам и окружкомам ВКП (б) подчеркивалось: «Установить пре­мии за вскрытие кулацкого хлеба путем выдачи части его за счет десяти процентного фонда бедноты. Первые случаи обнаружения спря­танного кулацкого хлеба заканчивайте немедленным судебным разби­рательством по статье 107-й с решительным приговором» [11]. В сентябре 1929 г. крайком ВКП (б) отправил на места телеграмму: «Организа­ции миндальничают в борьбе с кулаком-спекулянтом. Растаскивание мешочниками хлеба до сих пор не встречает решительного отпора» [12]. Наконец, на ужесточении мер по отношению к зажиточным хозяйствам стала настаивать и Москва. В сентябре 1929 г. в адрес крайкома партии, например, пришла телеграмма: «При­нятые вами меры по хлебозаготовкам правильны, но недостаточны. Невыполнение плана в августе и срыв первой пятидневки сентября ка­тегорически требует эти меры развернуть шире и усилить, в особеннос­ти меры в отношении нажима на кулака и спекулянта. Молотов, Кагано­вич» [13].

Курс на борьбу с зажиточными слоями деревни активно проводился и в канун сплошной коллективизации. Об этом убедительно свидетельствуют рекомендации «О формах изоляции кулака при сплошной коллективизации» Комиссии по коллективизации, одобрен­ные Северокавказским крайкомом ВКП (б) 25 декабря 1929 г. Среди прочего документ содержал, например, такие рекомендации: при организации территории в связи со сплошной коллективизаци­ей целых земельных обществ изолировать кулац­кие хозяйства путем выдела им в общих полях худших и наиболее удаленных земель, без образования поселка на отводимых землях; отводя землю кулацким хозяйствам, не допускать вкрапления отдельными островками в массив колхоза; считать необходимым на данном этапе исключить всех кулаков и лишенцев из колхозов и товариществ всех систем сельскохозяйствен­ной кооперации; и т.п. [10]. И эти указания на местах неуклонно претворялись в жизнь. Например, в Мечётинском районе Донского округа в ноябре 1929 г. в ходе реализации рекомендаций из сельхозартелей было исключено 65 кулаков и «лишенцев» [4]. Как показали последующие события 1930 – 1931 гг. всё это было своего рода генеральной репетиций объявленного И.В. Сталиным «великого перелома» и политики «ликвидации кулачества как класса» в ходе сплошной коллективизации сельского хозяйства.

Список литературы

1. ГАРО. Ф. Р-1390. Оп.6. Д. 83. Л.7.
2. Зайдинер В.И. Наступление на зажиточные слои деревни в последние годы НЭПа // Зажиточное крестьянство России в исторической ретроспективе. Вологда, 2001. С. 299 – 308.
3. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 9. Т.4. М., 1984.
4. ЦДНИРО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 18. Л. 54.
5. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 703. Л. 12-13.
6. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 707. Л. 63.
7. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 769. Л. 10, 109.
8. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 787. Л.9
9. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 796. Л.170.
10. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 797. Л. 22, 92-94.
11. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 862. Л. 38 – 42.
12. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 947. Л. 11.
13. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп.1. Д. 967. Л. 120, 188-191.