Этнокультурные основы мифологии тюркских народов в аспекте изучения проблем этногенеза

Хабижанова Гульнара Болатовна – доктор исторических наук, профессор Казахского национального университета имени аль-Фараби.

Аннотация: В данной статье рассматривается научная проблематика, связанная с изучением мифологии тюркских народов, которая неразрывно связана с вопросами этногенеза. Прототюркский этнокультурный компонент просматривается у ряда тюркоязычных народов Центральной Азии. Тюркская мифология у многих народов остается основой национального менталитета. Поэтому в данной статье анализированы вопросы религиозных и мифологических воззрений тюркских народов в аспекте изучения проблем этногенеза, который представляют серьезный интерес для исследователей, занимающихся проблемами истории и традиционной культуры тюркоязычных народов.

Ключевые слова: Тюркская мифология, этногенез, этнокультура, Центральная Азия, духовная культура.

Ввдение

История тюркских народов является составной частью объекта исторического познания и формирует методологическую основу исторических исследований, так как охватывает определенные стороны эмпирических и теоретических знаний всемирно-исторического процесса. Средневековый период истории тюркских племен считается одним из сложных и малоизученных сфер исторических исследований. Процесс познания этой темы включает в себя знакомство с проблемами этногенеза, формирования социальной-политической и этнокультурной структуры раннегосударственных образований, взаимовлияние и взаимодействие разных цивилизаций. В этой связи изучение мифологических аспектов истории тюркских народов занимает особое место. Именно в этот период наиболее интенсивно происходят вышеназванные процессы, когда складываются государственные образования, и на этом фоне идет формирование этнической основы будущих тюркских и тюркоязычных народов на территории Сибири, Средней Азии, Казахстана, стран Ближнего и Среднего Востока. Этот период в истории тюркских народов называют «эпохой трансформаций», коренных изменений, охвативших все стороны жизни этого сообщества.

Одним из путей изучения межкультурного взаимовлияния является исследование проблемы этногенетических реконструкций. Необходимо отметить тот факт, что для периода современности исходной позицией в изучении многих научных проблем, касающихся истории кочевого мира евразийских степей, является родоплеменная организция тюркского сообщества. Нити историко-культурных связей между киргизами, казахами и алтайцами прослеживаются в свадебных обрядах, в близости терминологии семейно-брачных отношений, а также в религиозных верованиях этих народов.

Основная часть

В. Радлов, считавший гао-гюйцев уйгурами, дает следующие сведения о них: «Гао-гю суть потомки древнего рода Чи-ди: вначале они называли себя Ди-ли и лишь после переселения на север приняли имя Дин-лин. Язык их тот же, что и язык хунну, за некоторыми незначительными отличиями» [1, c. 86]. Интересны так же свидетельства об общественном строе гао-гю: «У них нет единой правительствующей главы, а правят каждым родом особые начальники. Они грубы и дики. Сородичи живут в согласии между собою, и стоят друг за друга во время кочевок. Сражаясь, они не становятся в ряды, а производят натиск на врага нестройной толпой. Они то рвутся вперед, то отступают, а ровно сражаться не умеют. При заключении брака они любят давать в качестве свадебного подарка волов или лошадей. Брак совершается, как только он решен. Родственники жениха позволяют родственникам невесты выбирать себе лошадей из табуна, которых они тотчас седлают и уезжают. Собственники лошадей стоят в стороне от табуна и стараются испугать лошадей хлопаньем в ладоши. Когда все поймают своих лошадей, празднеству конец. Хлеба у них нет и вина они не приготовляют. В день совершения брака жених и невеста раздают кумыс и мясо, нарезанное мелкими кусочками (у киргизов «беш-бармак»). Хозяин всегда сам угощает гостей. При этом никакого порядка в занятии мест не наблюдается. Они сидят просто кучками перед юртами на траве и целый день едят и пьют» [1, c. 86-87].

Упоминание о единстве свадебных обрядов тюркоязычных народов с древними тюрками содержится в китайских источниках: «Сюеяньто собственно не имели складов и амбаров. В настоящий момент собрали в больших размерах налог скотом со всех племен, чтобы внести свадебные подарки» [2, c. 46].

Для древних тюрков, как и для тюркоязычных народов, были характерны вера в магическое воздействие на силы природы. Особенно распространено было среди древнетюркских племен почитание неба – Теңири. Оно было известно и среди гуннов, и гао-гюйцев (теле). Культ неба и олицетворение его с Богом было присуще и казахам. Единство культурных корней тюркских народов проявлялось в сохранении общих преданий о происхождении их от тотемических животных.

Так, о тюркском происхождении киргизского племени тёёлёс свидетельствует единые предания о собаке или волке, как древнем предке. Киргизы своим родоначальником считают красную собаку. Также племена гао-гюй (телэ) свое происхождение ведут от волка и от одной хунской царевны. Тотемизм присущ и предкам казахов. О связи киргизов с алтайскими народами указывают аналогии в народных костюмах. Так нагрудное украшение женского платья телеуток «тошток» идентично украшению киргизских женщин – вышитому нагруднику жака, или онур. Женская шуба телеута близка к покрою киргизской женской шубе (ичик) [2, c. 138].

С. Абрамзон связывает некоторые черты шаманства киргизов с южными алтайцами, особенно с телеутами, а также уйгурами Восточного Туркестана [3, c. 316]. Известно, что баксы у казахов были знахарями, шаманами. Их способы лечения имеют много общего с приемами древних уйгурских шаманов, например изгнание злого духа из тела больного в какие-либо существа или предметы.

У ал-Ауфи содержатся интересные сведения о сохранившихся в среде Газневидов – тюркской династии, правившей в южной части Центральной Азии и бывшей определенное время сюзереном для династии хорезмшахов и караханидов, сильных древних тюркских религиозных традициях. Так, в одном из рассказов, посвященных птице Хумай (несложно рассмотреть в ней тюркское божество Умай), ал-Ауфи передает сохранившееся предание о сопутствии счастья и могущества человеку, на которого падет тень этой птицы. По рассказу один раб газневидского султана Махмуда Себук-тегина (998-1030) по имени Айаз, происходившего из племени йемек, стал приближенным к султану лицом (главным виночерпием) за проявленные ум и преданность. Во время султанской охоты, когда птица хумай (орел-ягнятник) взмыла вверх и все тюрки бросились вслед, чтобы оказаться в ее тени, раб Айаз схватился за стремя султанского коня. На вопрос султана, почему раб не побежал за птицей, раб ответил, что султан и есть его птица хумай. В другом рассказе ал-Ауфи (Чудесный родник), Газневиды одерживают верх в битве с правителями Кабула, якобы вследствие замутнения священного источника [4, c. 263-264, 257-258]. Образ раба Аяза стал нарицательным в тюркских народных преданиях, он связан с именем храброго и мудрого богатыря [5, c. 22-23].

Важным источником по древней истории казахских племен является устное народное творчество, передававшееся в народе из поколения в поколение и зафиксированное в трудах русских краеведов. Речь идет о легендах и преданиях, в которых содержится порой мифический, но в то же время имеющий реальную основу материал о происхождении племен и древней истории. Интересный материал о казахском племенном объединении Младшего жуза Жетыру (например, о племени рамадан) содержится в сочинении И. Казанцева [6]. Здесь приводятся данные о родах, составлявших это племя, а также места кочевий Семиродцев (т.е. Жетыру). Русские тюркологи утверждали о древности происхождения казахских племен. Они связывали истоки их формирования с Алтаем.

Территория Центральной Азии, точнее Джунгарии, Восточного Туркестана, Алтая, Южного Семиречья стали ареалом смешения различных компонентов, которые в конечном итоге способствовали образованию казахского, киргизского, узбекского, каракалпакского и других родственных тюркоязычных народов. Известный ученый-этнолог Р.Г.Кузеев писал в свое время: «Многие казахско-башкирские соответствия также восходят к кыпчакской эпохе, хотя истоки этнической общности разных слоев башкирского, казахского, каракалпакского, узбекского народов теряются … в истории кочевых и оседлых племен Азии I тыс. н.э.» [7, c. 470].

А. Маргулан, фундаментально исследовавший эпос «Манас», пришел к выводу, что древние казахские роды являлись непосредственными участниками событий эпоса, и лишь к ХIV в. начали объединяться в казахскую общность. В этой связи ученый отмечал, что герои этого эпоса были представителями древних племен, которые позднее вошли в состав казахского народа. Казахские племена – непосредственные участники событий эпоса. Например, из Младшего жуза – это алшын, тама, телеу, кереит, шеркеш, кердер и другие. Они существовали много ранее монгольского периода и, как было уже отмечено, лишь в XIV в. начавшие объединяться в единый казахский народ [8, с. 81.].

Сохранившиеся сведения о родственных казахам народах Алтая свидетельствуют о близости их в хозяйственном, бытовом и духовном отношениях. Данные конца ХIХ в. о телеутах косвенно подтверждают, например, существующую этнокультурную связь с казахскими племенами. Эти связи восходят к периоду древности, когда Алтай служил своеобразной колыбелью для тюркских народов, оказавшихся в результате многочисленных миграций и политических событий на территории западной части Центральной Азии.

Одним из видов хозяйства телеутов было скотоводство. Описание его в конце ХIХ в., а также существовавшие у них проблемы очень напоминают картину жизни казахской степи того времени. «Летом центр тяжести интересов, как каждого инородца, так и тем более живущего в Чуйской степи, переходит на его стада, которые перегоняются на летовку куда-нибудь в глухую долину, где разбиваются юрты. Переход на летовки теленгетов служит началом сплошного праздника, продолжающегося целое лето. Скот, не требуя особенных забот – маленькие ребятишки караулят его, один работник управляет всем – составляет единственный источник жизни теленгета, давая теленгету и одежду, и пищу. С возможностью пасти стада для алтайского инородца связано все его благосостояние и сама возможность жить в тех неблагоприятных условиях, которые его окружают. К несчастью, если мы сравним площадь, занятую теленгетами, например, в начале этого столетия, когда они кочевали также и по долинам Бухтормы, Коксу, то ясно увидим, что площадь кочевок должна была считаться, по крайней мере, в десять раз больше. Вот почему слышаться жалобы на недостаток пастбищ у теленгетов» [9, c. 479].

Из продуктов земледелия известно, что теленгуты, как казахи и многие другие тюркские народы растирали зерно в крупу между камнями и изготавливали «талкан». Из неваренного творога готовили «курт». Очень схожи у теленгутов с казахами празднества и развлечения: устройство «байги», состязаний певцов, которые у казахов называются «айтыс», у теленгетов – «ченежу-кожандар». Разница состоит лишь в том, что у казахов айтысы имели мирный характер. Вот описание этого состязания певцов у теленгетов: «Друг перед другом садятся два певца «кожанче», принадлежащее к двум разным родам – «суекам» и по очереди начинают петь, восхваляя каждый свой «суек», осмеивая противника и род его. Все метче и злее становятся остроты, певцы стараются изо всех сил, сопровождая свое пение, играя на двухструнной балалайке, «кайлаган-абус», они знают, что за спинами их сидят многочисленные родственники, жадно внимающие каждому слову, знают, что поражение на этом турнире покроет стыдом весь их род. Страсти разгораются, глаза противников горят, слушатели перекидываются гневными взглядами между собой, наконец, все кончается дракою, к великому удовольствию хозяина, который гордится своим веселым пиром. «Без драки пир – бесславие хозяину», – гласит теленгетская пословица. На этих пирах любимое удовольствие теленгетов – слушать песни, которые поют их певцы «кожанче» глухою, мерною октавой, сопровождая пение аккомпанементом на первобытной двухструнной балалайке» [9, c. 482]. Манера исполнения телеутами, требовавшая от певца не только искусства импровизации, но мощного запаса энергии, т.к. исполнение некоторых песен доходило до нескольких часов, была во многом аналогична образцам исполнения песен казахскими акынами.

Судьба теленгетов того времени во многом схожа была с казахами, башкирами и киргизами-кочевниками: стеснение в земле привело к массовому обеднению. Вот интересные данные о теленгитах, напоминающие общее положение кочевников в начале ХХ в.: «Князь Костров видел табуны у богачей в 10 000 лошадей. Радлов в 60 году только у самых богатых встречал табуны в 8 000 лошадей, 1 000 голов рогатого скота и 2 000 баранов. Мне пришлось узнать, что у богатого зайсанга Чуйской волости только 500 голов лошадей. Так быстро идет обеднение теленгетов. Ядринцев богачом считает теленгета, имеющего 2 000 лошадей и 1 000 рогатого скота» [9, c. 487].

Русские ученые и путешественники, изучавшие культуру и быт «инородцев», также отмечали родство теленгетов с казахами [10, c. 489]. Наиболее ярко отражается связь телеутов, как очень близкого к казахскому народу племени, в этническом сказании. Сюжеты, персонажи, мотивы действий свидетельствуют о существовании одного эпоса, в различных вариантах среди алтайских народов. Например, казахский эпос «Козы-Корпеш и Баян-сулу» известен в алтайском варианте «Козын-Эркеш», у северных алтайцев казахский эпос известен под названием «Козюйке и Баян». Этот вариант, как считали исследователи, был заимствован алтайцами у казахов через телеутов, «находившихся в близком контакте с алтайцами и казахами» [11, c. 91]. Это заимствование не является прямой передачей казахского эпоса, оно подверглось творческой переработке в соответствовии с эпической традицией алтайцев. В то же время это заимствование свидетельствует о духовной близости этих тюркоязычных народов. Алтайские варианты имеют более архаичную форму передачи, они во многом приобрели сказочный характер, что соответствует особенностям алтайского эпоса. Телеутский вариант казахского эпоса имеет название «Козика и Баян-сылу». «Язык телеутов, – отмечал исследователь алтайских и казахских версий эпоса С. Каташ, – как известно, более близок к казахскому, чем язык алтайцев» [11, c. 95]. У тубаларов имеется еще один вариант, известный как «Козюйке и Баян Ару», он имеет еще более позднее происхождение. Однако Г.Н. Потанин был не уверен, что телеуты заимствовали у казахов эпос. По этому поводу он отмечал следующее: «Телеутская сказка есть вариант киргизской о «Козы-Корпеш и Баян-Слу». Не ясно, получили ли телеуты эту сказку из общего тюркского источника или это позднейшее киргизское влияние» [11, c. 96]. Так или иначе, но у казахов бытовала поэтическая форма изложения, попав к телеутам, казахский эпос приобрел песенную форму.

Обосновывая алтайский период пребывания многих протоказахских племен, можно опереться также и на такой источник, как башкирские предания и легенды. Родственные между собой тюркские народы казахский, башкирский, узбекский, каракалпакский, киргизский имеют в своем составе племена с идентичными названиями родов и племен, что позволяет предполагать их общие древние истоки. В этом отношении показательна башкирская легенда о роде Кубаляк-Теляу. «Кубаляк и Теляу – старший и младший братья. Когда умерли их родители, они покинули свои родные алтайские края и обосновались на отрогах здешних Уральских гор. В настоящее время 19 аулов ведут свою родословную от наследников Кубаляка. От теляу же – 22 аула. Они живут в тесной дружбе с табынцами, почти в родовой близости» [12, c. 83-84]. У казахов, например, племя телеу также находился в родовой близости с родом табын, о чем свидетельствуют их совместные летние кочевья у Оренбурга, Уральска, вдоль Тобола и Эмбы [13, c.105].

Известно, что одним из традиционных способов ориентации у тюркских народов, связанных с древними природными культами, были определения сторон света значениями дня и ночи (соответственно юг и север) [14, c. 531]. Существовала и цветовая геосимволика. С.Г. Кляшторный пишет, что среди тюрков было принято деление по цветовому обозначению, что, по всей видимости, соответствовало структурным подразделениям внутри племенных союзов. Среди тюрков по китайским источникам были известны «синие», «желтые», «черноголовые», «красноголовые». «Обозначения со словом «сары-шары» преобладают среди племен кыпчакской группы – казахов, каракалпаков, киргизов, алтайцев… Первоначально цветовые ономастические маркеры всегда парные. Обособление одного из них и превращение структурного маркера в устойчивый этноним обозначает распад прежней племенной общности, рождение новой племенной группировки, цветовые обозначения которой утратили атрибутивную семантику» [15, c. 531].

В современных исследованиях, затрагивающих проблему происхождения этнокультурных образов тюркоязычных народов, основное внимание уделяется вопросу об этногенетических корнях этих образов и связанных с ними представлениях. Многие элементы традиционных тюркских мифологем могут послужить материалом для реконструкции определенных периодов процесса этногенеза тюркских народов.

Заключение

Изучение мифологии в аспекте этноисторического исследования мировоззренческих основ тюркского мира является ключом к пониманию многих исторических проблем, таких как этногенез и этническая история тюркских народов в период, предшествовавший монгольскому нашествию, этнокультурная и этногенетическая общность истории тюркских народов, решение которых позволит по-новому оценить известные явления древности, средневековья и современности. В этой связи для реконструкции древнетюркского мировоззрения необходимо наряду с историческими источниками исследовать архаические элементы в этнокультуре тюркских народов, которые наиболее полно дошли до нас именно в мифологии и произведениях устного народного творчества.

Научная проблематика, связанная с изучением мифологии тюркских народов, неразрывно связана с вопросами этногенеза. Прототюркский этнокультурный компонент просматривается здесь у ряда тюркоязычных народов Центральной Азии. Тюркская мифология у многих народов остается основой национального менталитета. Поэтому вопросы религиозных и мифологических воззрений тюрков представляют серьезный интерес для исследователей, занимающихся проблемами истории и традиционной культуры не только казахов, но и других тюркоязычных народов. Исследование вопросов этноистории и мифологии тюркоязычных народов Центральной Азии позволяет выявить культуроформирующие и структурообразующие элементы мышления этноса, что особенно актуально при определении подходов в межкультурном взаимодействии, взаимодействии кочевой и оседлой культур.

Список литературы

  1. Радлов В.В. К вопросу об уйгурах (из предисловия к изданию Кудатку Билиг). – СПб., 1893. – 130 с.
  2. Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. – М.: Восточная литература, 1961. – 392 с.
  3. Абрамзон С.М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи – Л.: Наука, 1971. – 403 с.
  4. Ал-Ауфи, Садид-Дин М. Джавами ал-хикайат ва лавами ар-ривайат. Сокровищница восточной мудрости: собрание рассказов и блестящие истории /подготов., предисл., пер. с персид. Т.К. Бейсембиева. – Алматы: Print-S, 2005. – 322 с.
  5. Толстов С.П. По следам древнехорезмийской цивилизации. – М.-Л.: АН СССР, 1948. – 322 с.
  6. Казанцев И.М. Описание киргиз-кайсак. – СПб.: Типография Товарищества «Общественная польза», 1867. – 231 с.
  7. Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. – М.: Наука, 1974. –571 с.
  8. Марғұлан Ә. Шоқан және «Манас» жырының Шоқан жазып алған нұсқасы туралы зерттеу. – Алматы: Жазушы, 1971. – 164 б.
  9. Калачев А. Поездка к теленгетам на Алтай // Живая старина. – СПб., 1896. – Вып. III-IV. – С. 477-488.
  10. Калачев А. Несколько слов о поэзии теленгетов // Живая старина. - СПб., 1896. – Вып. III-IV. – С. 477-488.
  11. Каташ С.С. Алтайские варианты эпоса «Козы-Корпеш и Баян-Слу» // Народный эпос «Кузы-Курпес и Маян-Хылу» // Сб. статей. / под ред. А.Н. Киреева, А.И. Харисова. – Уфа: АН СССР, 1964. – С. 89-98.
  12. Башкирские предания и легенды / вступ. cтатья Ф. Надошиной. – Уфа: Башк. кн. издательство, 1985. – 287 с.
  13. Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности // Живая старина. – СПб., 1897. – Вып. 3-4. – С. 1-456.
  14. Огуз-наме. Мухаббат-наме. Памятники древнеуйгурской и староузбекской письменности / пер.и коммент. Щербак А.М. – М.: ИВЛ, 1959.
  15. Кляшторный С.Г. Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. – СПБ.: Наука, 2006. – 592 с.